более веским причинам мы никогда не уточняли его изначального положения, которое, впрочем, по целому ряду соображений было бы очень трудно определить относительно актуальных земель.
Господин Ле Кур говорит также, что 'несмотря на наш индуизм, мы признаем, что исток Традиции лежал на Западе'. На самом деле мы этого никак не признаем, т. к. напротив, убеждены, что исток Традиции следует искать только на полюсе, а полюс, как известно, не является ни восточным, ни западным. Как и в предыдущей статье, мы настаиваем на том, что Север и Запад являются совершенно различными ориентациями. Лишь в эпоху, весьма далекую от Первоначала, местопребывание Примордиальной Традиции могло перемещаться и в другие регионы — как на Восток, так и на Запад, причем в одни периоды это были западные регионы, в другие — восточные. И во всяком случае, верно то, что в последний раз таким местопребыванием стал Восток и уже задолго до времен, называемых «историческими» (поскольку только они и доступны для исследований «профанических» историков). Впрочем, следует заметить, что совсем не 'вопреки нашему индуизму' (используя это выыражение, господин Ле Кур и сам, видимо, не понимал, насколько оно точно соответствует истине), но как раз благодаря ему, мы считаем, что исток всех традиций является северным, нордическим, а еще точнее полярным, поскольку именно это утверждают Веды, равно как и другие сакральные тексты. Земля, где солнце вращается над горизонтом, не заходя за него, действительно должна располагаться либо рядом с полюсом, либо непосредственно на нем самом. Известно, что позднее представители Традиции переместились в регион, где самый длинный день был в два раза длиннее самого короткого, но это следует отнести уже к последующей фазе, прямого отношения к Гиперборее не имеющей.
Возможно, на самом деле следует различать Северную Атлантиду и Южную Атлантиду, как это делает господин Ле Кур, хотя изначально они и не были разделены. Но и в этом случае Северная Атлантида не имеет в себе ничего гиперборейского. Мы охотно признаем, что этот вопрос значительно усложняется тем, что часто одни и те же названия в разные эпохи прикладываются к различным регионам, и это верно не только относительно последовательных локализаций примордиального традиционного центра, но и относительно вторичных центров, прямо или косвенно из него проистекающих. Мы упомянули об этой трудности в нашей книге о Короле Мира, где на той же самой странице, на которую ссылается господин Ле Кур, мы писали следующее: 'Следует отличать атлантическую Тулу[47] (изначальное местонахождение центра традиции Тольтеков, расположенное, скорее всего, в северной Атлантиде) от гиперборейского Туле. И только это гиперборейское Туле на самом деле является изначальным и Высшим сакральным Центром в рамках всей нашей Манвантары. Именно гиперборейское Туле было 'Сакральным Островом' по преимуществу, и его расположение изначально было полярным в самом буквальном смысле. Все остальные 'сакральные острова', которые подчас носили идентичные названия, были лишь его образами. Это относится и к духовному центру атлантической традиции, который был основным центром духовной власти на протяжении одного из вторичных циклических периодов внутри Манвантары'. И мы добавили в сноске: 'Значительная трудность в определении точки соприкосновения атлантической традиции с традицией гиперборейской заключается в переносе одних и тех же названий на различные географические и сакральные понятия, что может дать повод для путаницы. Но несмотря ни на что, этот вопрос все же не является принципиально неразрешимым'.
Говоря об этой 'точке соприкосновения', мы имели в виду в первую очередь Друидизм. И как раз в отношении Друидизма мы снова встречаемся в «Атлантисе» (июль-август 1929) с другой заметкой, которая показывает, до какой степени бывает трудно ожидать от людей адекватного понимания написанного нами. По поводу нашей статьи в июне 1929 в журнале 'Покрывало Изиды' под названием 'Тройная друидическая ограда' господин Ле Кур пишет следующее: 'Делать из этого символа ('тройная ограда') исключительную принадлежность друидов значит неправомочно сужать все значение этой эмблемы. На самом деле, данный символ гораздо старше, и его сияние распространяется далеко за пределы друидического мира'. Однако мы и не собирались приписывать его исключительно друидам. Заметив в этой статье, — ссылаясь при этом, кстати, на самого господина Ле Кура, — что этот символ можно встретить в Италии и Греции, мы сказали буквально следующее: 'Тот факт, что такая же фигура встречается не только у кельтов, но и у других народов, подтверждает, что и в других традиционных сакральных формах существовали инициатические иерархии, организованные по той же самой модели (что и друидическая иерархия), и это совершенно нормально и естественно'. Что же касается вопроса о первичной принадлежности данного символа, нужно вначале выяснить, к какой эпохе восходит сам Друидизм. Вполне вероятно, что он восходит к гораздо более древним эпохам, нежели обычно принято полагать, и это подтверждается, кроме всего прочего, еще и тем, что Друиды были обладателями традиции, значительная часть которой является бесспорно гиперборейской по происхождению.
Мы воспользуемся этим случаем и сделаем другое важное замечание: мы пользуемся термином «Гиперборея» в соответствии с обычаем, принятым у греков. Но сам факт употребления именно такой формы уже свидетельствует, что греки, по меньшей мере, в эпоху «классицизма», утратили понимание изначального смысла данного названия. На самом деле, достаточно было бы использовать просто слово 'Борея',[48] тем паче, что это слово имеет эквивалент в санскритском «Вараха» или точнее, когда речь идет о земле, о континенте, об острове, в женском роде данного термина — «Вархи». Дословно это переводится как 'Земля Кабана', которая позднее, в период доминации касты кшатриев, закончившейся приходом Парашу-Рамы,[49] стала 'Землей Медведя'.
Чтобы завершить все эти пояснения, нам остается еще сказать несколько слов относительно трех или четырех вопросов, которые господин Ле Кур затрагивает в своих статьях. Во-первых, это касается свастики, из которой, по его утверждению, 'мы сделали символ полюса'. Не испытывая ни малейшей неприязни к господину Ле Куру, мы хотели бы попросить его все же раз и навсегда прекратить смешивать его собственное положение с нашим. Пора, наконец, назвать вещи своими именами: мы считаем его простым «искателем» (что, однако, отнюдь не умаляет его достоинств), предлагающим различные объяснения тех или иных явлений и символов и основывающихся исключительно на своих собственных, персональных (подчас несколько легкомысленных) взглядах. Это остается его полным правом, так как он не принадлежит ни к одной из ныне существующих живых традиций и не обладает никакими данными, полученными путем непосредственной, прямой, устной передачи. Иными словами, он занимается археологией, в то время как мы практикуем инициатическую науку. Два этих подхода, даже в случае обращения к одним и тем же предметам, никогда и никоим образом не могут совпадать. Не мы «сделали» из свастики знак полюса: мы утверждаем, что свастика есть и всегда была символом полюса, и что именно это является ее основным традиционным значением. Утверждение истины, почерпнутой из Традиции, — нечто иное, нежели искусственная и чисто теоретическая конструкция. И в таком положении дел ни господин Ле Кур, ни мы сами — никто не может ничего изменить. Сам же господин Ле Кур, который способен только на интерпретации более или менее гипотетического характера, пытается доказать, что свастика — 'это лишь символ, обозначающий идеал без возвышения'.[50] Что ж, если он так считает, это — его дело, его личное мнение, но не более того, и мы тем более не склонны обсуждать это, т. к. здесь речь идет о чисто эмоциональной оценке. «Возвышенный» он или нет, «идеал» — для нас это нечто совершенно пустое. На самом деле, мы бы сказали, что в случае свастики речь идет о несравнимо более «позитивных» вещах (хотя слово «позитивный» сегодня так затаскано и извращено, что почти потеряло свой изначальный смысл).
Господин Ле Кур, с другой стороны, кажется, остался неудовлетворенным заметкой, которую мы посвятили статье одного из его сотрудников, что бы то ни стало стремившегося увидеть оппозицию между Востоком и Западом и проявлявшего в отношении Востока эксклюзивизм, достойный сожаления.[51] Ле Кур написал по этому поводу следующее: 'Господин Рене Генон, будучи чистым логиком, видит и на Востоке и на Западе лишь сугубо интеллектуальный аспект вещей, что доказывают все его писания. Он еще раз подтверждает это, заявляя, что Агни достаточен сам по себе (см. журнал «Regnabit», апрель 1926), и игнорируя дуальность Аор-Агни, к которой мы часто обращаемся, т. к. она есть краеугольный камень проявленного мира'. Несмотря на наше обычное безразличие по отношению к тому, что о нас пишут, мы не можем молчать после того, как нас назвали 'чистым логиком', в то время, как на самом деле мы рассматриваем логику, как, впрочем, и диалектику, лишь в качестве простых вспомогательных инструментов для демонстрации определенных доктрин. И хотя эти инструменты иногда действительно весьма полезны, они всегда остаются чисто внешними по отношению к сущности этих
