что в них содержится, — увели бы нас в сторону от предмета, который мы намерены исследовать с особым вниманием; поэтому мы отложим их до другого благоприятного случая. Пока же ограничимся указанием, что человеческое существо в области свойственного ему индивидуального существования играет роль, которую можно было бы с полным основанием определить как «центральную» по отношению ко всем другим сущим, также пребывающим в этой области. Благодаря этой роли человек становится самым полным выражением рассматриваемого индивидуального существования, все возможности которого, так сказать, сливаются в нем, — по крайней мере, в определенном отношении и при условии, что он берется не только в телесном выражении, но в совокупности всех его форм, в бесконечном развитии, на которое они способны.[18]
Именно в этом заключено самое глубокое основание рассматриваемой нами аналогии; и именно эта особая ситуация дает нам право трансформировать понятие человека — а не какого-либо иного сущего, проявленного в том же состоянии, — в традиционную концепцию «Универсального Человека».[19]
Мы добавим еще одно очень важное замечание: «Универсальный Человек» существует лишь виртуально и, скажем так, негативно, подобно идеальному архетипу, поскольку действительная реализация целокупного сущего не дала ему актуального и позитивного существования; и это справедливо для всякого сущего, если рассматривать его в процессе или в перспективе подобной реализации.[20]
Скажем, наконец, во избежание недоразумений, что подобный способ изложения, представляющий в последовательном порядке то, что само по себе существует одновременно, обоснован лишь в том случае, если рассматривать его с точки зрения состояния проявленности сущего, причем такое состояние принимается за исходный пункт реализации. С другой стороны, очевидно, что выражения типа «негативное существование» не следует понимать буквально там, где само понятие существования может быть применено лишь частично и до известного предела. Но несовершенства, свойственные языку в силу его связи с условиями человеческого состояния — и даже, в более частном плане, телесного и земного бытия человека, — нередко требуют известных предосторожностей при использовании «вербальных образов» подобного рода, без которых было бы совершенно невозможно понимание, в особенности в западных языках, столь мало приспособленных к выражению метафизических истин.
Глава III. МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА КРЕСТА
Большинство традиционных учений используют в качестве символа реализации «Универсального Человека» один и тот же знак, поскольку, как мы сказали ранее, он принадлежит к символике, которая непосредственно восходит к изначальной Традиции. Это знак креста, очень четко выражающий способ, посредством которого достигается эта реализация, — через соединение в совершенную целокупность состояний сущего, гармонически иерархизированных, во всеобъемлющем развертывании в обоих направлениях — расширения и возвышения.[21]
В самом деле, это двойное развертывание сущего может рассматриваться как происходящее, с одной стороны, горизонтально, т. е. на определенном уровне или ступени существования, а с другой стороны, вертикально, т. е. в иерархической выстроенности всех уровней. Таким образом, горизонтальное направление выражает собой «широту» или полное расширение индивида, взятое как основа реализации, — расширение, состоящее в безграничном развитии совокупности возможностей, подчиненных особым условиям проявления. Следует уяснить, что в случае человеческого существа это расширение никоим образом не ограничено телесной частью индивидуальности; оно включает все модальности последней, ибо телесное состояние, в собственном смысле слова, есть лишь одна из этих модальностей. Вертикальное направление выражает иерархию — столь же и тем более незавершенную — многочисленных состояний; каждое из них, рассматриваемое в своей целостности, есть одна из совокупности возможностей, относящихся к стольким же «мирам» или уровням, которые включены в целокупный синтез «Универсального Человека».[22]
Таким образом, в этом изображении креста горизонтальное расширение соответствует безграничности возможных модальностей одного и того же состояния сущего, рассмотренного в его единстве, а вертикальное возвышение — безграничному ряду состояний целокупного сущего.
Разумеется, состояние, развитие которого изображено горизонтальной линией, может быть любым. Фактически это будет состояние, в котором в данный момент проявилось сущее, реализующее «Универсального Человека», — состояние, представляющее собой точку отсчета и опору или основу этой реализации. Любое состояние, как выяснится впоследствии, может стать для сущего такой опорой; тщательнее всего мы рассмотрим с этой точки зрения человеческое состояние; ведь оно, будучи нашим собственным, имеет самое непосредственное отношение к нам, представляя случай, когда вышеупомянутая реализация происходит на основе именно этого состояния; но следует уяснить себе, что с чисто метафизической точки зрения данный случай отнюдь не относится к числу исключительных.
Необходимо понять теперь, что настоящая полнота бытия, пребывая за пределами всякой обусловленности, соответствует тому, что индийское учение называет «Освобождением» (Мокша), а исламский эзотеризм — «Высшим Отождествлением».[23]
Кроме того, в этой последней традиционной форме содержится учение, согласно которому «Универсальному Человеку», поскольку он представлен совокупностью «Адам — Ева», соответствует число Аллаха, являющееся выражением «Высшего Отождествления».[24]
Можно было бы возразить, что обозначение «Адам — Ева», хотя и подходящее для употребления в переносном смысле, в своем собственном значении применимо лишь к изначальному человеческому состоянию. Но если «Высшее Отождествление» реально осуществляется лишь в целокупности многочисленных состояний, то отчасти оно уже виртуально осуществилось в «райской» стадии, в том первоначальном центре, откуда человек произошел и куда он возвращается, достигнув полноты бытия; кроме того, этот центр, как мы увидим, есть точка прямого сообщения с другими состояниями.[25]
Впрочем, можно было бы также сказать, что полнота человеческого или любого другого состояния выражает, на своем уровне, саму целокупность сущего; и это весьма четко отображается в геометрической символике, о которой дальше пойдет речь. Так происходит потому, что во всем сущем, в особенности в индивидуальном человеке, и даже, в частности, в человеке телесном, можно обнаружить архетип «Универсального Человека»; любая из частей Вселенной, будь то мир или отдельное существо, окажется всюду и всегда аналогией целого. Поэтому Лейбниц, например, с полным основанием утверждает, что любая «индивидуальная субстанция» (с оговорками, сделанными нами выше относительно значения этого выражения) должна содержать в себе целостное представление о Вселенной. Подобная аналогия между «макрокосмом» и «микрокосмом»[26] вполне корректна; но, ограничиваясь рассмотрением «индивидуальной субстанции» и желая сделать ее равнозначной самому сущему, полному и даже замкнутому, но лишенному реальной связи с тем, что его превосходит, Лейбниц сам закрыл себе путь от горизонтального уровня «расширения» к вертикальному направлению «возвышения» и таким образом лишил свою теорию всякого истинного метафизического значения.[27]
Мы не намерены углубляться здесь в изучение каких-либо философских концепций, а тем более — всего остального, также относящегося к «светской» области; но это замечание показалось нам вполне естественным, как непосредственное применение того, что мы только что изложили относительно двух направлений, по которым происходит развертывание целокупного сущего.
Возвращаясь к символике креста, мы должны еще отметить, что крест, помимо метафизического и первичного значения — бывшего до сих пор предметом нашего исключительного внимания, — наделен другими различными значениями, более или менее вторичными и случайными; и это вполне нормально, в соответствии с высказанными нами общими соображениями о многозначности, присущей любому символу. Прежде чем обратиться к геометрическому изображению сущего и его многочисленных состояний, в обобщенной форме выраженного в знаке креста, и вникнуть в детали этой довольно сложной символики, мы
