- Сидховская езда, - сообщил, - ну про Немайн ты же знаешь. Так чего удивляешься? Говорят же - с кем поведёшься... Жди гостей!
Оруженосец сэра Кэррадока теребил в руках тубус с посланием, как девица платочек. По-лошадиному косил глазами.
- Ну озёрная, так озёрная, - протянула сидха, - нам всё равно мимо этого хутора двигаться, так?
Сэр Эдгар кивнул.
- Скорость у колесницы выше, чем у всадников. Если ты разрешишь мне задержаться для разговора, я быстро тебя нагоню. А ещё могу вырваться вперёд - и тогда просто подожду тебя немного.
- Нет. Если ты настаиваешь на этом разговоре, мы подождём всем отрядом.
- Я не могу настаивать. Я рядовая ополченка, - устало напомнила Немайн, - командуешь войском ты.
- В любом случае ты - сидха. Мы не можем двигаться без тебя. Уж прости, но в способность священника управиться с несколькими десятками фэйри я не особенно верю. У епископа Теодора и с десятком-то получалось не всегда. А этот ещё не прижился.
- А ты - командующий. И я намерена выполнять приказы.
- Тогда - прежний порядок следования.
А порядок - как у лорда Китченера Хартумского: 'учёных и ослов в середину каре'. Кавалерийского, в данном случае. Немайн чувствовала себя сложным вооружением. Осадным орудием. Которое везут, обслуживают, прикрывают. Уж наверняка позволят самой выбрать себе позицию. Одна загвоздка - не выйдет ли пшика, когда сероглазую гаубицу попросят сделать решающий выстрел.
- Самоходная сидха, - бормотала Немайн под нос по-русски, - на базе колесницы 'Пантера' ausf G. Основной калибр: чёрт его знает, что. Вспомогательный калибр: баллиста малая, модель III/VII. То есть третий век, модернизированный в седьмом. Кривыми ручками из двадцать первого. У мехводихи ещё есть алебарда дамская четырёхручная.
Как Анна ухитряется оперировать этой оглоблей, он только диву давался. Когда - перед самым отъездом - епископ Теодор приметил над колесницей Немайн шестиметровую штуковину с листовидным наконечником, да острым крюком на конце, слегка позеленел и припомнил, что вот этим-то и дуэлировали те дамочки, чей поединок он судил последним.
- Без колесниц, что ли?
- Конечно, без! Твоя будет первой боевой за долгие столетия. Со времён Боадикки, пожалуй.
Клирик тогда только хмыкнул. А теперь время от времени, перехватив поводья, наблюдал, как колесничая упражняется с длинным копьём. Рыцари - и даже норманны - на это время отодвигались на почтительное расстояние - чтобы не попасть под внезапный выпад кружащегося и пляшущего копья. Широкий мечевидный наконечник оказался оружием преимущественно рубящим. Длина же копья объяснялась соображениями баланса - держала оружие Анна почти за середину. Даже ближе к наконечнику, чем к подтоку. И всё равно длины хватало на то, чтобы отогнутый под прямым углом от главного лезвия шип время от времени проносился перед носом у лошадей. Которые не обращали на опасное представление особого внимания. Приучены...
Анна училась колесничному бою. Знала - пригодится. На празднике покрасоваться. Голову сорвать на дуэли сопернице. Оказалось - не только. Колесница неторопливо - и на том спасибо - катилась по римской дороге. Рыжие лошадки - две коренные в хомутах, две пристяжные в ременных постромках - искренне недоумевали, с чего это представление происходит не на ипподроме? Никогда же так не бывало!
Сначала, для разминки, повторила основные приемы. Первый и главный - рубка вдоль бортов. Потом - разрезание, приём всё больше против конных и колесниц. Укол острием, удар крюком - главное во фронтальном и ретирадном бою. Затем настал черёд блоков и работы крюком: поднимание, вспарывание... Очень мешали щиты - но в бою они нужны... Руки будут заняты поводьями или копьём. Немайн с интересом следила за тренировкой. Срастись у наставницы толком сломанная рука, Анна бы попросила показать сидховский стиль. Наверняка ведь отличается.
Вот с чем Клирик никогда бы не сравнил отрывисто-размеренные движения Анны, так это с танцем. Скорей её упражнения напоминали молотьбу - с той разницей, что молотят сверху вниз... А тяжёлое копьё может прилететь с любой стороны. Выглядело - впечатляюще. Движение листовидного клинка не прерывалось ни на мгновение. При этом крутилась эта махина в одной руке. Придерживалась одной кистью. Сила для сокрушительного удара накапливалась понемногу - а потом обрушивалась в вихре с фурией инерции. Встретив пустоту, переходила в полёт связки. Затем следовал новый удар. Двумя руками древко Анна прихватывала, только отрабатывая блоки - но и тогда грозное движение не останавливалось.
Закончив очередную тренировку, Анна укрепила копьё вертикально. Сердито плюхнулась на своё сиденье.
- Плохо, да? - спросила, но ответа ждать не стала, начала оправдываться, - так я ж не героиня... Была. Просто гонщица. Раньше, говорят, с детства колесничному копью учили.
- Для поединка великолепно, - Клирик не скрывал восторга, - и для боя против нескольких противников, наседающих с разных сторон. Средняя дистанция твоя. А вдали и вблизи - моя работа. Баллистой и клевцом. Хорошо бы пришлось только баллистой. Чует сердце, что рано или поздно твоё умение нам понадобится, и скорее рано... Хотя если на римской дороге мы стреляем и дерёмся убедительно, то что будет, когда отойдём немного в сторону, на бездорожье? А уж в холмах... Кстати о холмах - откуда здесь взялась озёрная?
И откуда может появиться озёрная вообще?
- Затесалась, - пожала плечами Анна, - от тропок в Аннон, конечно, далековато, но тут народ побогаче, чем горцы. А озёрные ох и переборчивы. Так что и у равнинных девок, бывает, женихов отбирают...
От тренировок была и ещё одна польза - хоть ненамного, да оставлял в покое викарий. Епископ Дионисий послал в поход против нечистой силы собственного заместителя. А тот норовил не просто держаться поближе к колеснице - он трепал языком, не переставая. Неужели так прикормился альмиными пирожками?
Клирик прекрасно понимал - человек в чужой - пока - стране инстинктивно жмётся к тому, с кем в состоянии объясниться. Латынь язык для сицилийца почти иностранный, канцелярский. А по-гречески можно поговорить только с Немайн. Против умной беседы - желательно не на церковные темы - Клирик бы не отказался. С удовольствием послушал, например, о морском путешествии на дромоне, о жизни в византийских городах Сицилии, узнал, что из себя сейчас представляет Рим, как живётся италийцам под лангобардами...
Увы. Викарий жался к колеснице, как охотничий пёс к стремени, а говорил даже меньше. Собаки хотя бы лают. Клирик догадывался, что мешает разговору, и про себя поругивал епископа Дионисия за раззванивание доверенной ему тайны. Мол, неужели нельзя тихонько, с оказией, отправить весточку в Рим? Нет, ему нужно обсудить новость со всей миссией! Обижался Клирик зря. Викарий до всего дошёл сам, и теперь страдал от неуверенности. Даже привычные священские обращения 'дочь моя', 'раба Божия', 'сестра во Христе' не желали лезть с языка. А ещё в голове крутились видения... И все на одну тему: как появилась на свет Августа Августина.
Не роды тела - а зарождение духа. Безусловно, греческого. Очень странного - для кого угодно. Даже для базилиссы. Особенно для базилиссы. Но - греческого.
Царевне положено знать и уметь многое. Августина знала и умела куда больше, чем можно ожидать. Вот только направленность этих знаний и умений была немного неожиданной. Если забыть, что она дочь Ираклия. А значит, исключение изо всех правил.
Багрянородная - появляется на свет не в порфировой палате - в походной палатке. И сорока дней не проходит, мать поднимает над головой хнычущий свёрток. Чтобы видела. Игольчатый ветер горной зимы колется, но слёз из серых льдинок не выбивает. В них, полных недоступной взрослым мудрости, пляшут огни горящего Тбилиси и сверкание хазарских клинков.
Этого мало - мелькают и другие картины. Годовалая базилисса - тряска походного фургона, то-то рессоры придумала, играет персидскими украшениями. Нет, не просто украшениями. Кольцами. Кольцами лучников - аристократов. На многих - следы крови. Плохо отмыли. Хорошо, хоть отрубленные большие
