означает простое и безоговорочное отрицание всего — в социальной, политической и экономической области — связанного с «бессмертными принципами» 1789 г., как проявления индивидуалистического, эгалитарного и рыночного мышления. Это равнозначно утверждению противоположной им иерархической концепции, исключительно в рамках которой идея, ценность и свобода человека как личности не сводятся к простым словам и не служат предлогом для разрушительной и подрывной деятельности.
Глава IV. ОРГАНИЧНОЕ ГОСУДАРСТВО. ТОТАЛИТАРИЗМ
В интеллектуальной путанице, царящей в умах наших современников, важную роль играет формула антитоталитаризма. Чаще всего ею пользуются демократические режимы, особенно пристрастные к либеральным выдумкам. По сути за точку отсчета здесь берется путаное и бесформенное понятие индивидуальной свободы, которое мы критиковали в предыдущей главе. Поэтому в данной формуле смешиваются самые разнородные элементы, подтверждением чему служит тот факт, что позднее пришлось провести различие, пусть даже крайне поверхностное, между так называемыми «правым тоталитаризмом» и «левым тоталитаризмом». Однако упомянутые нами движения в большинстве случаев используют понятие «тоталитаризм» исключительно в качестве ложной цели. Подобно тому как марксисты и коммунисты в собственных интересах клеймят «фашистскими» все движения, не вписывающиеся в их идеологию, путаница в определении тоталитаризма сегодня используется указанными политическими кругами в тактических целях, чтобы вызвать недоверие и неприязнь к традиционной идее истинного государства.
Дабы покончить с этим недоразумением, необходимо указать на основополагающее различие между тоталитарным и органичным государствами. Не следует думать, что наш понятийный выбор обусловлен согласием пойти на уступки противнику, однако мы находим неуместным ставить отстаиваемую нами традиционную политическую концепцию под знак тоталитаризма. Нас оправдывает уже одно то, что слово «тоталитаризм» имеет сравнительно недавнее происхождение, является современным понятием и как таковое неразрывно связано с миром, который никоим образом не может и не должен служить для нас точкой отсчета. Поэтому мы предпочитаем использовать это слово именно в том значении, которое вкладывают в него представители демократии, а те составляющие тоталитаризма (взятого в более широком смысле), которые, несмотря ни на что, могут иметь положительное значение, отнесем к идее органичного государства. Это позволит нам четко определить оба эти понятия и строго разграничить их.
Идея органичного государства имеет давнее происхождение. Это весомый довод как против тех, кто забывает об этом, так и против тех, чьи взгляды ограничены полемикой между «фашизмом» и «антифашизмом», как будто до них в мире не существовало ничего другого. Идея органичного государства является традиционной идеей, поэтому можно сказать, что всякое настоящее государство всегда имело органичный характер. Органичным можно считать государство, обладающее единым центром, каковой суть идея, сама собой действенным образом формирующая все его области; ему не ведомы раздробленность и стремление к «самоуправству» со стороны отдельных частей, ибо благодаря системе иерархического представительства каждая из них наделена относительной самостоятельностью, имеет свое поле деятельности и внутренне связана с целым. Именно «целое» составляет суть рассматриваемой нами системы, которая представляет собой гармоничное и развернутое духовно единое целое, а не скопление элементов, раздираемое взаимоисключающими интересами. Все государства, обретшие форму в мире великих традиционных цивилизаций — в виде империй, монархий, аристократических республик или городов-государств — в лучший период своего существования в большей или меньшей степени носили органичный характер. Их основу и жизненную силу составляли центральная идея, символ верховной власти вкупе с соответствующим положительным принципом авторитета. Естественное притяжение, исходящее из центра, порождало столь же естественное сотрудничество-между людьми и отдельными общественными сословиями; сохраняя свою самостоятельность, все они действовали в едином общем направлении; даже имеющиеся противоречия и контрасты вносили свой вклад в экономию целого, поскольку, не неся в себе разрушительных тенденций, направленных на подрыв высшего единства организма как такового, они действовали скорее как динамичный и оживляющий фактор. Примерно то же значение (утраченное с появлением «партократических» парламентских режимов) имела и «оппозиция», существовавшая в начальный период в рамках английской парламентской системы (ее можно было бы назвать: His Majesty's most loyal opposition[30]).
Достаточно перечитать, к примеру, Вико или ФЮСТЕЛЯ ДЕ КУЛАНЖА, чтобы понять, какой силой в древности обладал органичный идеал. Именно в древних формах со всей очевидностью подчеркнут следующий основополагающий момент: единство носило не просто политический, но скорее духовный — а зачастую прямо религиозный — характер; сама область политики в узком смысле формировалась и держалась единой идеей, общей концепцией, что находило отражение также в мышлении, праве, искусстве, обычаях, культе и способе хозяйствования. Единый дух проявлялся в слаженном многообразии форм, соответствующих различным возможностям человеческого существования, так что «органичное» и «традиционное» в широком понимании становились почти синонимами. Именно духовность этого единства позволяла достичь интеграции частного, а не его подавления или принуждения. Существенным элементом всякой органической системы является как относительное многообразие, так и относительная децентрализация, масштабы которой могут быть тем шире, чем более духовным и в некотором роде трансцендентным характером обладает объединяющий центр, чем могущественнее его верховная уравновешивающая сила, его глубинное влияние.
Довольно необычным выглядит в глазах объективного наблюдателя столь глубокое забвение этих идей, хотя буквально вплоть до недавнего времени, накануне появления либерализма, индивидуализма и революционных движений, в Европе еще сохранялись политические системы, зримо отражавшие отдельные стороны органичной системы, имевшие в глазах большинства совершенно нормальный и законный характер. Здесь же кроется причина уже упомянутой путаницы в употреблении термина «тоталитаризм», также как ослиной тупоголовости тех, кто, играя на руку коммунистам, клеймит «фашистской» любую систему, отличную от той, которую воспевают апостолы демократии и «бессмертных принципов».
Тоталитаризм является лишь искаженным отражением органичного идеала. В подобной системе единство навязывается извне, не благодаря внутренней силе, присущей общей идее и естественно признаваемому авторитету, но за счет открытого вмешательства и контроля со стороны чисто политической власти (в исключительно материальном смысле), утверждающей себя как последний довод системы. Кроме того, в «тоталитаризме» заложена уравнительская идея, нетерпимость к даже ограниченным самостоятельности и свободе, а также к наличию какого бы то ни было промежуточного слоя между центром и периферией, между вершиной и основанием. Одним из следствий этого становится неудержимое разрастание административных бюрократических структур, все более утрачивающих функциональность; эти структуры заполоняют собой все, вытесняя и подавляя всякую частную деятельность, поощряя беззастенчивое и неограниченное вмешательство «общественного» в «частное», заковывая все в схемы, лишенные гибкости и подвижности и в конце концов утрачивающие даже смысл, поскольку из центра бесформенной власти исходит своеобразное темное влияние, находящее зловещее удовольствие в полном стирании всех различий любой ценой. С наиболее материальной, то есть экономической стороны — преобладающей в «век экономики» — чрезмерная организованность, централизация и рационализация значительно способствуют образованию подобного рода закостеневшего и механистического единства.
Это явление, достигшее в современную эпоху наивысшего расцвета, имело прецеденты в истории; однако в прошлом оно встречается исключительно на завершающей, сумеречной стадии цикла цивилизации. В качестве наиболее известных примеров можно привести формы государственно-бюрократической централизации времен падения Римской, Византийской и даже Персидской Империй; во всех случаях эта централизация завершалась окончательным распадом.
Действительно, подобные примеры указывают надлежащее место и смысл любой «тоталитарной» централизации: она является следствием кризиса и распада прежнего органичного единства, результатом развязывания и высвобождения сил, прежде объединенных идеей в единое иерархическое общество и живую традицию, которыми теперь пытаются овладеть, принудительно загнав в рамки нового внешнего порядка, где ничто уже не сохраняет ни малейшего следа истинного, признаваемого авторитета, и нет
