Я знала историю моей бабушки Сепфоры, которая именно в этом доме встретила мужчину и вела себя так же, как сегодня я. На самом деле, в отличие от меня, она была спокойной, добродетельной женщиной, я же всегда знала, что Джонатан может пробудить во мне желания, которым я не должна поддаваться. Что же это за злая сила витает в атмосфере Эндерби, воздействуя таким образом на женщин моей семьи?
Я пыталась найти оправдание себе. Пыталась взва-1ть на дом ответственность за свой проступок.
Как это произошло, так быстро, с такой легкостью? «Я не принуждал тебя», — победно произнес он. Это правда. Я охотно предалась страсти. Я хотела бы больше не думать о нем. Но я любила его, любить — значит чувствовать себя с этим человеком лучше, чем с любым другим, желать находиться с ним рядом, разделять близость, быть вместе каждый час дня и ночи.
Разве я не чувствовала этого с Дэвидом? Дэвид был интересен. Он был добрым и нежным. Между нами были спокойные отношения, до сегодняшнего дня удовлетворявшие меня. Близость с Дэвидом доставляла мне большое удовольствие, впрочем, как и все остальное. Но никогда я не переживала того неистового возбуждения, той крайней несдержанности, какие я узнала сегодня.
Чувство вины угнетало меня. Если бы только можно было повернуть время вспять. Я бы подождала Молли у дома. Я бы ни за что не позволила его щупальцам опутать меня. Вот так я снова обвиняла дом. Хотя некого было обвинять, кроме себя самой… и Джонатана. А он не принуждал меня. Я не переставала подчеркивать это.
Он был прав. Какая польза от признания? Будь я разумна, я прогнала бы от себя мысль об этом происшествии. Постаралась бы вести себя так, будто ничего не случилось. Возможно, со временем я смогла бы забыть его. Забыть? Самое сильное в моей жизни переживание? И я предавалась всспоминаниям о происшедшем, представляя нас там вместе.
Не стоит рассказывать Дэвиду. Это должно стать тайной, моей… и Джонатана. Он был прав. Это должно остаться между нами.
Может быть, совесть будет мучить его, как это было со мной. Может быть, он уедет в Лондон, останется там, только изредка посещая Эверсли.
Возможно, управляющий решит уехать, и тогда мы с Дэвидом могли бы перебраться в его дом.
Я сама не верила в то, что говорила себе. Джонатан не останется в Лондоне, управляющий не уедет. Более того, спрашивала я себя, будет ли Джонатан снова пытаться заманить меня? Одна эта мысль волновала меня. Боже мой, я хотела быть пойманной в эту ловушку! И это пугало. Я упивалась своим грехом.
Между тем мне нужно было пережить ближайшие часы. Несомненно, я должна была вести себя, как обычно, несмотря на охватившее меня чувство вины.
Я распустила волосы, наспех заколотые наверх, разделась и легла в постель, сделав вид, что у меня болит голова. Я не могла спуститься к обеду, не могла никому смотреть в глаза.
Вошел обеспокоенный Дэвид.
— У меня сильная головная боль, — объяснила я. — Я решила лечь в постель. Когда я лежу, мне легче.
Он наклонился и, нежно поцеловав меня, спросил, не нужно ли мне что-нибудь? Может быть, он пришлет обед в комнату?
— Нет, — ответила я. — Я лучше посплю.
Так я и лежала в постели и, когда Дэвид поднялся, притворилась спящей.
Я чуть не разрыдалась, когда он осторожно поцеловал меня, боясь разбудить.
Я лежала, не шевелясь, не в силах не думать о Джонатане и тех волшебных минутах, которые я провела в той населенной призраками комнате.
На следующий день матушка, Дикон, Софи и Жанна вернулись домой. Они были в восторге от покупок. Со времени нашей неожиданной встречи я не видела Джонатана, и мне стоило гигантских усилий вести себя так, словно ничего не произошло.
Софи восхищалась привезенными покупками и сказала, что поездка в Лондон была прекрасной идеей.
— Молли сделала необходимые обмеры? — поинтересовалась она.
Я ответила, что еще нет, так как не смогла встретиться с ней.
— Ничего, не к спеху, — сказала матушка, — а проследить за этим может Жанна.
В этот вечер на обед собрались все, даже Сабрина, появляющаяся в особых случаях, когда кто-либо возвращался из поездок, и особенно, если это был Дикон.
Джонатан выглядел, как обычно. Я же не могла смотреть ему в глаза, но постоянно чувствовала его присутствие.
Эндерби был куплен, и Софи могла приступить к ремонту дома и мебели.
— Я уговорю Тома Эллина подъехать к вам, — сообщил Дикон. — Он прекрасный плотник.
— Нам предстоит увидеть чудесные перемены в Эндерби, — сказала мама. Какое волнующее событие!
— Я думаю, — вставил Джонатан, и его глаза, устремленные на меня, пылали голубым огнем, — мы начинаем любить этот старый дом.
— Дэвид всегда говорил, что если вырубить часть кустов и деревьев, все будет выглядеть по- другому, — нарочито заметила я, избегая пристального взгляда Джонатана.
— Я не буду вырубать слишком много, — сказала Софи. — Мне нравится именно чувство уединения, появляющееся, когда находишься в Эндерби.
Мама завела разговор о Рождестве.
— Все эти волнения заставили меня позабыть о его скором приближении Все будет, как обычно? — предположила я.
— Это старая традиция, не так ли, мама? — сказал Дикон.
Сабрина нежно улыбнулась ему, он прикрыл рукой ее руку и пожал. Он всегда был мягок и нежен с ней. Несомненно, такое безусловное обожание не могло остаться безответным.
— Рождественские гимны, чаша с пуншем, — продолжала мама, — угощение и, конечно, традиционные для этого дня гости. Не хочу, чтобы в этом году их было слишком много. Всего несколько человек. Думаю, Фаррингдоны останутся на одну-две ночи. Поместье расположено недалеко, но если погода будет плохая…
— Жаль, — вставила я, — что Рождество не летом, все бы упростилось.
— О нет, нет! — воскликнул Джонатан. — Темнота усиливает удовольствие. Восхитительные костры, спасающие от холода после долгой дороги, предвкушение скорого снега, живописный иней на деревьях — все это должно сгладить необходимость в назначенный срок расстаться с ними. Почему людям всегда хочется, чтобы жизнь протекала в точности согласно их планам?
— Вероятно, ты прав, — согласилась я. — В любое другое время Рождество не было бы Рождеством.
Он слегка коснулся моей руки и произнес:
— Вот видишь, я часто бываю прав, малышка Клодина.
— Никто не мог бы обвинить Джонатана в чрезмерной скромности, — мягко сказала мама. — Что вы думаете о Фаррингдонах? Очень приятная семья, а Гарри просто незаменим на любом приеме.
— О да, Гарри общительный и красивый, — поддержала я. — Просто клад.
— Удивляюсь, как его до сих пор не женили, — поделился своими размышлениями Дикон. — Великолепная партия. Единственный сын и станет очень богат, когда получит наследство.
— И, конечно, семейство Петтигрю, — продолжала матушка. — Тебе ведь это понравится, Джонатан. — В ее словах содержался скрытый смысл. Наверняка между ней и леди Петтигрю существовало соглашение, по которому дочь леди Петтигрю Миллисент выйдет замуж за Дэвида или Джонатана, и теперь, когда мы с Дэвидом женаты, Джонатан оставался единственным кандидатом.
— Очень, — ответил Джонатан.
Нелепо, стыдно, но я почувствовала укол ревности. Я старалась убедить себя, что происшедшее между нами в Эндерби никогда не повторится, и тем не менее всего лишь мысль о том, что Джонатан может
