Подошла к двери, дернула колокольчик. Дверь открыла горничная:
— О, добрый день, мисс Аннора. Я доложу хозяину о вашем приезде.
Я вошла в холл с прекрасно сохранившимися тканевыми панелями и поднялась по лестнице, декорированной тюдоровскими розами, которыми так гордился Рольф. Я вошла в гостиную, и мистер Хансон поднялся приветствовать меня.
— Моя дорогая Аннора, какая радость! Ты заехала ко мне на чашку чая?
— Это было бы замечательно, спасибо.
Он обернулся к горничной.
— Мы будем пить чай, Анни, пожалуйста, — сказал он, потом обратился ко мне:
— Пожалуйста, садись, моя дорогая. Когда приезжают твои родители?
— Теперь уже скоро.
— Это печальное событие, моя дорогая, но это неизбежно. Думаю, ты соскучилась по родителям?
Надеюсь быть вашим гостем и узнать, что делается в другой части Англии. Вероятно, твои родители остановятся в Лондоне на некоторое время, а значит, будут хорошо информированы о последних новостях.
— Да, они, конечно, проведут там некоторое время.
— Ты хочешь знать, где Рольф? Я догадываюсь, что ты приехала его повидать.
— О, мистер Хансон.
— Не оправдывайся, я понимаю. Я знаю, что тебе нравится болтать с Рольфом, как и твоему брату. У него все в порядке, я надеюсь?
Я утвердительно кивнула головой.
— С той женщиной случилось несчастье.
— О да, в праздничную ночь. Так… Рольфа нет?
— Как раз об этом я и говорил. Он уехал, моя дорогая, и вернется не раньше следующей недели.
— Значит, его нет.
— Да, он у друга, который учится с ним в университете. Они нашли какие-то старинные документы или что-то вроде этого.
Я сидела в каком-то оцепенении, пока мистер Хансон говорил — не помню, о чем, я не слушала его.
Наконец внесли чай.
Я вынуждена была просидеть с ним около часа и все время думала о Рольфе. Наверное, он стыдился той роли, которую сыграл в ту роковую ночь, как каждый, кто был в этом замешан.
Мы полностью отдались делу спасения Дигори. Мы пытались больше не говорить о той ужасной ночи.
Наконец приехали родители. Я никогда не видела маму такой грустной: она слишком любила своего отца.
Мы пытались выбрать подходящий момент, чтобы поговорить с родителями, но случай представился только после ужина.
Мне казалось, что мы никогда не выйдем из-за стола. Много говорили об Эверсли, о родственниках.
Родители хотели взять с собой бабушку, но она сказала, что не готова для путешествия. Но скоро мы все будем вместе.
— Значит, мы поедем в Эверсли? — спросила я.
— Это слишком долгая поездка, — сказала мама. — Может быть, мы встретимся в Лондоне. Вашей бабушке полезно немного развеяться, я уверена.
Мы продолжали говорить о том, каким чудесным человеком был дедушка Дикон, как нам его будет не хватать.
Наконец отец заметил:
— Ужасно, что случился этот пожар в лесу.
— Бедная женщина! — сказала мама.
— И бедный мальчик! — добавил папа.
Наступило молчание. Джекко предостерегающе смотрел на меня.
Когда все встали из-за стола, я сказала:
— Нам нужно вам кое-что рассказать.
— Чтобы нам никто не мешал, — сказал Джекко.
— Я тоже нужна? — спросила мама.
— Конечно, — ответил Джекко.
— Что-нибудь случилось? — спросил с беспокойством отец. — Пойдемте ко мне в кабинет.
Там мы вкратце рассказали им о происшедшем в ту ночь: как сожгли кота, как толпа двинулась в лес. Я не упоминала Рольфа.
— О, Боже! — воскликнула мама. — Они дикари!
— Что было дальше? — спросил отец, хмуро глядя на нас.
— Когда они потащили мамашу Джинни к реке, — продолжал Джекко, мальчик выбежал из хижины.
— Его никто не видел, кроме нас, — добавила я.
— Он прятался недалеко от нас, — рассказывал Джекко. — Они бросили на крышу факелы, а она вошла в пламя. Я посадил его к себе на лошадь и увез. Нам удалось ускользнуть.
— Молодец Ты правильно поступил. А что случилось с мальчиком дальше?
— Мы прячем его в «Собачьем доме».
— Я взяла для него еды из кладовки, — добавила я.
Отец обнял нас обоих за плечи, а в глазах матери стояли слезы, когда она смотрела на нас.
— Я горжусь вами, — сказал отец. — А сейчас выведем мальчика.
Я в страхе посмотрела на него:
— Ты не представляешь, какими могут быть люди!
Они были безумны, злы, жестоки. Они могут навредить Дигори.
— Они не посмеют, потому что знают, что придется иметь дело со мной.
— Что будет с Дигори? — спросила я.
— Он будет жить и работать у нас, под моей опекой.
У меня словно гора с плеч свалилась. Я еще раз уверилась, что мой отец всегда знает, что предпринять.
Мы сразу же отправились к «Собачьему дому». При виде моего отца Дигори рванулся, словно пытался бежать, но Джекко удержал его и сказал:
— Все в порядке. Это свои.
Я видела, как уголки губ отца приподнялись в улыбке, и он сказал удивительно ласковым голосом:
— Он говорит правду, мой мальчик. Ты будешь жить у нас, а я забочусь о людях, которые живут под моей крышей.
Дигори молчал. Он как будто ожил с тех пор, как мы привезли его сюда, но глаза Дигори все еще выражали отчаяние. Он с подозрением относился ко всякому, за исключением меня и Джекко. Я знала, что однажды ночью он пошел в лес на пепелище, и могла представить себе его чувства при виде этого зрелища.
Если и меня изменила эта ночь, тем более, она не могла не затронуть его душу.
Он утратил всю свою задиристую браваду, желание продемонстрировать, что он лучше других. Сейчас в нем было какое-то смирение, ощущение жизненной трагедии, но я также знала, что в нем живет обида.
Отец сказал:
— Прежде всего мы решим, где ты будешь спать.
