— «Дьявольская корона», которую я подумывал приобрести, — необычный ночной клуб. Судя по всему, там происходят очень неприятные вещи. Мне кажется, это притон торговцев наркотиками. Именно потому я и решил расстаться с этой идеей.
— Значит, вы ни в чем подобном не замешаны?
— И не собираюсь быть замешанным. Я не буду приобретать «Дьявольскую корону».
— Но тогда угрозы Оливера Джерсона беспочвенны. Он не сумеет выдвинуть никаких обвинений.
— Ну, в таком случае он просто напомнит людям о моих связях с этими клубами.
— И это повредит вам?
— Возможно, если я стану членом кабинета.
— Итак, вы считаете необходимым покончить с этим?
— Мне давно следовало послушаться твою мать.
Как я рад, что у тебя с ним нет серьезных отношений!
— Я никогда не собиралась выходить за него замуж, но если бы…
— О да, — сказал он, слабо улыбнувшись. — Ты отвергла бы мой совет. Я предвидел возможный конфликт и теперь очень доволен, что нет необходимости об этом беспокоиться.
— Но если бы я решила выйти замуж…
Он улыбнулся шире:
— То не стала бы слушать меня.
— Этот вопрос я собираюсь решать сама.
— Но если бы твой выбор пал на неподходящего человека, такого, как Оливер Джерсон, я сделал бы все, что в моих силах, чтобы предотвратить этот брак… потому что я чувствую, что именно этого ожидала бы от меня твоя мать. Хотелось бы мне…
Я смотрела на него, ожидая продолжения — Хотелось бы мне знать, откуда у Джерсона этот ключ. Не могу выразить, как я рад, что между вами ничего нет. Больше всего меня радует именно это.
Он говорил всерьез. Я была удивлена.
Это стало поворотным в наших отношениях.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Когда пришла телеграмма, Ли была в саду с детьми и я как раз собиралась присоединиться к ним Глянув на нее, я увидела, что она адресована Ли, и сразу же отправилась в сад. Ли была поражена и взяла телеграмму дрожащими пальцами.
Как большинство людей, она ожидала от телеграмм дурных новостей.
Прочитав ее, она посмотрела на меня.
— Что-нибудь случилось, Ли? — спросила я.
Подбежала Белинда и схватила телеграмму.
— «Твоя мать очень больна», — прочла она. — «Спрашивает о тебе. Приезжай, если сможешь.»
Я отобрала у нее телеграмму. Текст был прочитан правильно.
— Ли, ты немедленно должна ехать, — сказала я.
Ли растерянно огляделась:
— Да как же это? Ведь дети…
— Как-нибудь справимся. О чем же тут размышлять? Она ведь просит тебя.
Ли молча кивнула.
— Ты еще успеешь на вечерний поезд, — продолжала я. — К утру он доставит тебя в Корнуолл. Кто- нибудь тебя встретит. За нас не беспокойся. Мы сумеем справиться.
Она пребывала в нерешительности, но, в конце концов, согласилась с тем, что нужно ехать.
Я думала о болезни миссис Полгенни. Интересно, что с ней стряслось? В последний раз, когда мы разговаривали о ней с бабушкой, все было в порядке.
Спустя несколько дней я получила письмо от бабушки. Она писала:
«Мы все потрясены смертью миссис Полгенни. Она стала настолько неотъемлемой частью здешних мест, что трудно представить здесь жизнь без нее. Она ехала домой от пациентки, когда колесо ее старого „костотряса“ наткнулось на какой-то камень. Должно быть, он был приличного размера. К несчастью, это произошло на вершине холма Гунхилл и миссис Полгенни свалилась вниз. Ты же помнишь, какой он крутой. Упав, она проломила череп. Ее доставили в госпиталь в Плимуте, но к тому времени она была уже очень плоха. Приехал посыльный и сообщил, что она срочно просит меня. Она хотела сказать что-то очень важное. За Ли к тому времени уже послали.
Я едва узнала ее. Она была совершенно непохожа на ту миссис Полгенни, которую мы знали. Она выглядела под этими повязками очень старой и хрупкой.
Нас оставили наедине, поскольку она дала понять, что хочет именно этого. То, что нам дали такое разрешение, удивило меня, но, видимо, положение уже было безнадежным. Ты, знаешь, Ребекка, это странно, но миссис Полгенни чего-то очень боялась. Помнишь, мы всегда говорили, что место в раю ей обеспечено?
Она же была избранной, находилась на дружеской ноге со Всемогущим. Мы все считали, что ее место — в небесном хоре. А тут передо мной была очень напуганная женщина.
Миссис Полгенни протянула ко мне руку, холодную и влажную, и я пожала ее. Она была очень слаба, но, слегка сжав мои пальцы, дала понять, что рада моему появлению. Она все говорила: „Я хочу…“ Я ей тихо отвечала: „Да, миссис Полгенни, я здесь. Что вы хотите? Я слушаю вас“. Она бормотала: „Я должна…“
Я никак не могла понять, что она пытается рассказать мне, но чувствовала, что речь идет о чем то важном.
Потом послышались какие-то булькающие звуки. Я решила, что ей нужна помощь, и крикнула сестру.
Меня попросили выйти, и вошел доктор. На этом все кончилось, а я так и не узнала, какое важное дело заставило ее послать за мной. Я ждала в больнице, чуть позже ко мне вышли и сообщили, что она умерла.
Для всех нас это оказалось ужасным ударом. Думаю, мы верили в ее бессмертие. Мы ожидали, что она будет кататься по холмам на своем „костотрясе“ даже после того, как большинство из нас покинет этот мир. Ох, до чего же я ненавижу перемены!
Как твои дела? Мы постоянно вспоминаем тебя.
Патрик уже прибыл в Новый Южный Уэльс. Его бабушка с дедушкой, конечно, безутешны. Они говорят, что он пробудет там два года.
Как бы мне хотелось, чтобы все сложилось по-другому!»
Я с трудом дочитала письмо бабушки. Это ужасное событие разрушило жизнь не только Патрику и мне, но и всем, кто любил нас.
Из Корнуолла вернулась Ли. Было трудно определить ее истинные чувства. Она всегда была очень скрытным человеком. О смерти матери она узнала сразу по прибытии. Пришлось улаживать кое-какие дела. Она распродала мебель и другие вещи. Мои бабушка с дедушкой оказали ей помощь и настояли на том, чтобы она остановилась в Кадоре.
Дети обрадовались ее возвращению Белинда была несколько опечалена тем, что Оливер так неожиданно покинул нас. Не знаю, как она восприняла бы известие о том, что больше никогда не увидит его Он всегда наносил нам краткие и неожиданные визиты, и пока она ни о чем не подозревала, а я не собиралась посвящать ее в подробности. Я решила, что чем больше пройдет времени, тем легче ей будет привыкнуть.
Потом приехал Том Марнер.
Об этом сообщил мне Бенедикт. С того дня, когда я увидела его в ином свете, между нами возникло что-то вроде дружбы, как будто был снят какой-то барьер; но имелись и другие барьеры.
