испокон веков… согласно этикету. Ты даже представить себе не можешь. Потому что Маркус совсем другой. Разговаривая с ним, никогда не догадаешься, в какой строгости он воспитан.
— Когда вы собираетесь пожениться?
— Ну, сначала надо объявить о помолвке. Я прошла только первое испытание. Думаю, за ним последуют другие. Они хотят знать все о моей семье. Маркус сказал, что я уже очаровала его отца и он сумеет убедить мать. Со мной будет все в порядке. Ты же знаешь как респектабелен папа.
Он выдержал проверку, и социальную, и финансовую.
— А твоя мама?
— Ты ведь знаешь, какой она может быть очаровательной.
— А ты?
Аннабелинда приняла самодовольный вид, и я спросила:
— Ты уже сказала Маркусу?
— О чем?
— О своем прошлом?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, Аннабелинда. Я имею в виду Эдварда.
Она стала пунцово-красной.
— Как ты можешь быть настолько злой, когда я так счастлива? раздраженно спросила она.
— Значит, ты ему не сказала?
— Как я могла бы?
— Ты не считаешь, что он должен знать?
— С этим покончено. Это было всего лишь недоразумением.
— Но есть Эдвард.
— Он просто маленький мальчик, привезенный тобой из Бельгии. Такое случается во время войны.
Его родители погибли, и ты взяла его себе. Твоя семья усыновила его, чтобы исполнить обещание, которое ты дала его умирающей матери. Все… логично.
— Я подумала, что ты, возможно, считаешь себя обязанной рассказать о своем прошлом будущему мужу.
— Как бы я смогла? Люсинда, никогда не говори со мной об этом. Я сразу становлюсь такой несчастной. Думаю, ты просто завидуешь.
— Нет. Мне не хотелось бы иметь на своей совести подобный секрет, и я не могу завидовать тому, у кого он есть. Но он не на твоей совести по той простой причине, что у тебя ее нет.
Я говорила с яростью. Я сама не знала, был ли мой гнев вызван ее предстоящим браком с Маркусом или ее полным безразличием к Эдварду.
Аннабелинда встала и направилась к двери.
— Я не хочу больше говорить с тобой. Я думала, что тебе будет интересно узнать о моей предстоящей свадьбе. Я думала, ты обрадуешься, что я сообщила тебе первой. — Она обернулась и, глядя на меня, умоляюще сказала:
— Люсинда, ты ведь не скажешь?..
— Конечно, нет. Я не сделала этого до сих пор, разве не так? А я знаю обо всем очень давно.
— По-моему, это бы все испортило.
— Я уверена, что Маркус способен понять тебя.
— Все дело в его семье. Я была удивлена. Я никогда не подумала бы, что он может чего-то испугаться. Но он трепещет перед своими родителями. Они должны одобрить его выбор. Думаю, они лишили бы его наследства. Аннабелинда взмахнула рукой. — Да, лишили бы, если бы он совершил что-то, нарушающее традиции его семьи.
— Например, женился на девушке, у которой есть незаконный ребенок?
— В твоем изложении это звучит ужасно.
— Это ужасно для бедного маленького Эдварда.
— Ну, этого не случилось. И мой дедушка Бурдон не считал, что произошло что-то необыкновенное. Он сказал, что такие вещи происходят в семьях сплошь и рядом, только все об этом помалкивают. Люсинда, обещай мне, что будешь молчать…
— Обещаю. Я молчала раньше, и, возможно, все обернулось к лучшему. Эдвард счастлив здесь.
У него хороший дом, и с ним все будет в порядке.
— Значит, все счастливо утряслось, правда?
Малышу хорошо. А только это и имеет значение.
— Да, — сказала я, — думаю, да.
Аннабелинда опять развеселилась, и я даже пожалела о том, что наговорила ей.
Она подошла и поцеловала меня.
— Я знаю, что всегда могу положиться на тебя, Люсинда.
После ее ухода я не могла не думать о Маркусе.
Такой поворот событий не удивил меня.
Я спрашивала себя, действительно ли был момент, когда он относился ко мне серьезно. Что касается Аннабелинды, я подозревала, что она проживет беззаботную жизнь.
Она не испытывает угрызений совести ни из-за своей тайны, ни из-за своего отвергнутого ребенка просто потому, что обладает даром отгораживаться от всего, пагубного для нее.
Аннабелинда могла убедить себя, что ничего и не происходило, пока кто-то вроде меня не напомнил бы ей об этом.
Через две недели в газетах появилось сообщение о помолвке майора Мерривэла и Аннабелинды Дэнвер.
В положенное время Роберт отправился во дворец получать свой орден в сопровождении тети Белинды, дяди Роберта и Аннабелинды.
А потом он вернулся в Марчлэндз. Приезжал какой-то лондонский журналист, и в газете появилась статья с фотографиями о геройском поступке Роберта.
Я подумала, что Роберт прекрасно смотрится в своей форме с орденом на розовато-лиловой с серебром лентой, прикрепленным к мундиру. Не вызывало сомнения, что его семья чрезвычайно им гордится. В глазах дяди Роберта стояли слезы, а тетя Белинда прямо-таки сияла.
Она была очень довольна. Ее сына наградили орденом за мужество, а ее дочь, — даже не участвуя в лондонском светском сезоне, невозможном во время войны, — была помолвлена с исключительно подходящим женихом.
В конечном счете война оказалась не таким уж плохим временем для тети Белинды и ее семьи.
РАЗОБЛАЧЕНИЕ
На несколько дней в Лондон я приехала, как делала это время от времени. После замужества мисс Каррутерс я проводила больше времени в госпитале, и на этот раз мой приезд вызвала необходимость договориться об отправке в ближайшее время группы раненых из одного крупного госпиталя в Марчлэндз. К тому же мне хотелось сделать кое-какие покупки.
Было приятно побыть с отцом, собиравшимся вернуться на конец недели в Марчлэндз вместе со мной. В эти дни он казался очень озабоченным. Я понимала, что у него много проблем, и, думаю, его радовала возможность спокойно пообедать со мной наедине. Теперь он в некотором отношении более оптимистично смотрел на ход войны. Он сообщил мне, что первые американские военные части ожидаются в июне.
— Это деморализует противника, — сказал он. — И, конечно, с их помощью дело пойдет.
— Ты считаешь, что конец уже виден?
— Ну, не то чтобы виден. Но, может быть, он уже за поворотом. К сожалению, меня беспокоит одна вещь.
