Было около девяти часов, когда в залу вошли несколько молодых людей. Мне показалось, что одного из них я уже где-то видела. Наверняка это был приятель Эльзы.
Меня удивили униформа и красная повязка на рукаве. Сначала я подумала, что молодой человек пришел на свидание к Эльзе. Но, когда он с друзьями сел за столик и Эльза принесла им пива, они расшумелись. И ее дружок позволил себе грубо схватить девушку за руку, будто это была его собственность. Его приятели рассмеялись и начали распевать гимн, который я уже не раз слышала в Германии.
В залу вошел Хельмут с отцом. И тут началось нечто невообразимое.
Эльзин кавалер, который, по всей видимости, возглавлял эту компанию, неожиданно встал и выкрикнул что-то оскорбительное в адрес евреев. Его дружки тоже начали кричать, топать ногами и швырять в стену кружки. Одну кружку запустили в Хельмута, и он едва увернулся от нее.
Дермот обнял Дорабеллу, и она уткнулась лицом в его плечо. Эдвард взял меня и Гретхен за руки и заставил нас встать.
— Идемте отсюда, — сказал он. — Они собираются устроить здесь бучу.
— А как же Хельмут? — прошептала Гретхен. Курт бросился на выручку брату. Он был очень бледен. Они стояли рядом, лицом к лицу с Эльзиным дружком. Присутствующие в зале продолжали сидеть на своих местах с испуганными лицами.
Молодой человек вскочил на стол и начал ораторствовать перед публикой. Он несколько раз упомянуло фюрере и перешел на крик. Я не могла разобрать его слов, но было ясно, что он призывал людей устроить в замке погром.
— Нам лучше уйти отсюда, — сказал Дермот.
В этот момент один из столов перевернули, и раздался звон разбитой посуды.
Хельмут повернулся к Эдварду:
— Уведите отсюда девушек и Гретхен. Вас это не должно касаться.
Я увидела на его лице выражение безнадежного отчаяния. Я не могла понять, что происходит. Эдвард потянул меня и Гретхен к двери в конце залы. Дермот вел Дорабеллу. Один из молодых людей пристально посмотрел на нас, но позволил нам беспрепятственно уйти. Наверное, он знал, что мы иностранцы, и был доволен, что мы уходим.
В комнате за залой стояла испуганная фрау Брандт. Она держалась руками за голову и раскачивалась из стороны в сторону. Я еще не видела человека, испуганного до такой степени. Ее трясло.
Я обняла фрау Брандт за плечи, чтобы как-то успокоить.
— Они явились сюда, — прошептала она. — Они явились сюда…
— Кто они?
— Они собираются уничтожить нас…
— Вы знаете их?
— Не мы первые. Но как они узнали? Мы никому не мешали…
За стеной слышался грохот, молодчики громили залу.
Фрау Брандт села и закрыла лицо руками. Гретхен опустилась на колени рядом с ней.
— Мама… — прошептала она дрожа. — Мамочка… Фрау Брандт погладила дочь по голове:
— Они пришли. А я так надеялась, что нас не тронут.
Мне стало страшно.
— Надо что-то делать, — сказал Дермот. — Может, вызвать полицию?
— Это бесполезно, — ответила Гретхен. — Мы не первые. Мы думали, что нас не тронут… Понимаете — мы евреи, теперь это необходимо скрывать от всех.
— Надо помочь твоим братьям и выставить отсюда этих негодяев! — возмутился Эдвард.
— Да, — согласился Дермот. — Идемте. Гретхен схватила Эдварда за руку.
— Не надо… — сказала она. — Не надо с ними связываться. Они разгромят залу и уйдут.
— Но там — Курт… Хельмут… твой отец… Гретхен не отпускала Эдварда.
— Я пойду к ним, — сказал Дермот. — Вы оставайтесь здесь.
Эдвард вызвался пойти вместе с ним. Я по-прежнему не понимала, что происходит. Стояла и слушала, как погромщики поют песню, которую знала уже почти наизусть.
Неожиданно стало тихо.
«А ведь там Эдвард, он в опасности», — подумала я. Я осторожно приоткрыла дверь, выглянула в залу и увидела там страшный беспорядок. Несколько столов перевернуто. Пол усеян битыми стаканами и кружками. Молодые люди стояли по стойке смирно, вытянув руку в салюте, и пели все ту же песню. Посетители сидели тихо, будто онемев, и нервно крутили в руках свои кружки. Никто из них не попытался воспротивиться действиям этих молодчиков. Они позволили разбойникам чинить разгром. Пение прекратилось. Эльзин ухажер подошел к Хельмуту и плюнул ему в лицо.
— Жид, — сказал он и отвернулся.
Хельмут сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, но Курт вцепился в него мертвой хваткой и удержал его. Один из компании хулиганов увидел, что я смотрю на него через приоткрытую дверь, щелкнул каблуками и поклонился. Затем повернулся к своим дружкам, и они, следуя один за другим, вышли из залы. Мы услышали, как они завели машину и уехали.
Посетители начали потихоньку расходиться, испытывая чувство неловкости. Мы стояли посреди залы, стараясь оценить нанесенный ущерб.
Но угнетенное чувство вызывал не сам разгром, а его скрытый смысл.
— Что теперь делать? — прошептала фрау Брандт. — Что с нами будет?
Было уже довольно поздно, когда Дермот Трегарленд отправился к себе в гостиницу. Он пообещал вернуться рано утром и помочь нам навести порядок. Он не мог понять, почему Брандты не попытались вызвать полицию.
Поведение фрау Брандт говорило о том, что она смирилась с неизбежностью зла.
Когда мы с Дорабеллой отправились в нашу комнату, было уже далеко за полночь. Настроение у нас было подавленное. Дорабелла посчитала, что Дермот вел себя безукоризненно и был очень внимателен к ней. Мне же не хотелось говорить о Дермоте, я думала о Брандтах.
Мы с сестрой плохо спали в ту ночь, думаю, и все остальные тоже.
Утром я, Эдвард и Дорабелла позавтракали в столовой в компании нескольких гостей.
Потом мы пошли в. разгромленную залу, где Курт со своими родными пытался навести порядок. Эдвард засучил рукава и присоединился к ним. Мы с Дорабеллой тоже старались помочь. Трудно было убирать битое стекло, которое могло впиться куда угодно.
Утром пришел очень злой Дермот и сказал, что ему стыдно за немцев. Из разговоров в своей гостинице он понял, что такие погромы происходят повсюду в Германии. Фюрер замыслил очистить германскую нацию от евреев.
Мне и в голову не приходило, что Брандты — евреи. Об этом не говорили. Эдвард знал об этом раньше, но не придал этому значения. Курт был его другом, и его не волновало, кто тот по национальности.
В то утро мы узнали, что происходит в Германии.
Мы проработали несколько часов и очистили залу от битого стекла и обломков мебели, вынесли мусор и поставили на место перевернутые столы. Смыли со стен пятна от пива, которые остались после разбитых кружек.
Мы порядком устали и сели отдохнуть. Нами овладело уныние, оно окутало нас, как лесной туман. Мы не могли сидеть и молчать.
— Рано или поздно это должно было случиться, — начал Курт. — Жаль, что все произошло во время ваших каникул и вам пришлось стать свидетелями этого безобразия. Это беда нашей нации. Но вы не должны уезжать отсюда с мыслью: «Вот какие немцы». Наши сердца наполнены болью. Это как раковая опухоль. Нам стыдно и вместе с тем — страшно. Мы не знаем, что будет дальше.
— Но это ужасно! — возмутился Дермот. — Как люди допускают такое? Эти молодчики… являются сюда и вытворяют Бог знает что. И все им сходит с рук. Самое позорное в том, что им все дозволено, никто не может их остановить.
— Это происходит уже не первый год, — сказал Курт. — Эти парни — члены молодежной организации нацистской партии. Когда Адольф Гитлер стал канцлером в тысяча девятьсот тридцать третьем году, он
