Надя плюхается в кресло и начинает хохотать.
— С женихом! С каким — со сто двадцать пятым?!
— Ты не знаешь! Она его так любит!
— Знаешь, Галка своего мужа тоже любит, но Света на это наплевала!
— Он была с мужем Галки Быстровой?
— Конечно. Кобель ещё тот!.. А насчет жениха — не надо убиваться. Во-первых, это ещё не муж, а во-вторых, возможно, он себя женихом вовсе не считает… Нет, Галка должна тебе коньяк поставить! Где же ты с ним познакомилась?
— Его Светка ко мне в гости привела.
— Поделом! 'Не заводите вы, девчоночки, подруженьку-красавицу!' Недаром в песне поется… И он у тебя остался?
— Проводил Светлану домой и вернулся… Если бы я так сильно не напилась, ничего бы не случилось!
— Вот и хорошо, что напилась! Тебе давно нужно было расслабиться… Светка тебя оскорбляла?
— Сказала, что считала меня порядочной женщиной…
— Косой кривому глаз колет!.. А этот мужик тебя ничем не обидел?
— Что ты… Я думаю, он — хороший человек.
— Вот видишь, значит, жениться на ней он вовсе не собирался! Все мы любим — выдавать желаемое за действительное. Ты успокоилась?
— Успокоилась.
— Тогда иди, работай! А то знаешь, сколько сейчас по России таких сачков, как ты? Половина населения!
Глава третья
— Сегодня я ночую у тебя! — говорит Надя. — Позвонила маме, Ваньку она из садика заберет.
Надя на пять лет моложе Евгении, а ведет себя так, будто намного старше её.
— Наивная ты, слишком уж порядочная! — всегда раньше говорила она Евгении.
Теперь, небось, так не скажет! Да и беспокоим её другое.
— Знаешь, Жека, такие затяжные самобичевания, по-моему, признак ограниченности.
— Что?!
— То, что слышала!.. Поубивалась, и будет! Своими вздохами ты действуешь на меня угнетающе.
— Тогда мне вообще надо пойти и повеситься в сарае!
— Почему именно — в сарае?
— В приличной комнате я висеть недостойна.
— Надежда, перестань!
— Знаешь, как я с Вовкой познакомилась?
— Ты рассказывала: он пошел за тобой.
— Просто той Евгении, тихоне и суперпорядочной замужней женщине, рассказывать правду я не решилась.
— Считала меня ханжой?
— Не то, чтобы ханжой, а скажу помягче — идеалисткой. Ты как-то даже выразилась, что если у женщины было несколько мужчин, ей трудно не стать развратной.
— Неужели я так говорила?
— Приблизительно… Действительно, Вовик пошел за мной. Ты его видела: майор-летчик, красавец! Что рост, что фигура… Как это все бывает обманчиво, и внешний мужественный вид не обязательно предполагает мужественного человека… Но это я к слову. В общем, погуляли мы возле дома, поцеловались. Благо, мама с Ванькой была на море, и это Вовик ненавязчиво вызнал первым делом.
— Над тобой смеюсь, а сама наивнячка, — Надя ухмыляется, — ничего не заподозрила. Даже то, что он доехал со мной в лифте до четвертого этажа. Поцеловала его на прощание. Открыла ключом дверь… Нельзя нам, женщинам, расслабляться! Вовик сунул ногу в проем, меня в квартиру втолкнул и дверь захлопнул. Что было делать? Кричать? Я боролась, как могла. Когда-то в университете я ведь самбо занималась. Насмешила его до слез. Оказывается, он был мастером спорта как раз по самбо. Словом, меня насиловали в собственной квартире! А потом на это самом плече рыдал, что у него полтора года не было женщины, потому он не сдержался…
— Это оказалось правдой?
— Чужая душа — потемки. Скажу так: было похоже на правду. А началось с того, что его жена завела себе любовника и настолько обнаглела, — он, видимо, дома — тюфяк тюфяком! — что при нем однажды стала разговаривать со своим любовником по телефону. Он не выдержал, нажал на рычаг, а она дала ему пощечину.
— Дела-а… И что же он?
— Он все проглотил. У нас тали модными разговоры, что женщины позволяют мужчинам себя унижать, лишать человеческого достоинства и прочее, а мужчины? В какой моральной грязи надо жить, чтобы такое терпеть?! Да по сравнению с Вовиком мой бывший супруг — ангел. Просто он однажды сел за праздничный сто, да так и забыл из-за него встать. Все друзья давно ушли, работают, чего-то добиваются… Да, о чем я говорила?
— О том, что твой летчик все стерпел.
— Но это же не все! Жена собралась от него учти, построить другую семью, но вот беда: её партнер в последний момент отчего-то передумал. Остался с женой. Ну и жена Вовика вынуждена была сесть на задницу… Весь бунт его теперь в том, чтобы с нею не спать.
— Он боится от неё уйти?
— Очередного звания ждет. Сейчас у военных с разводами уже не так строго. Но она пригрозила, что пожалуется начальству, и в таком случае ему подполковника не видать!
— Не знаешь, плакать или смеяться!
— Но и это ещё не все. Он со мной о времени-то забыл, а как узнал, что уже шесть утра, вскочил, за голову схватился: что же я скажу жене?! Он повторял так до тех пор, пока я не разозлилась и не сказала: 'Пошел вон!'
— А он?
— Конечно, ушел! А я наревелась и легла спать. Как раз в тот день, может, помнишь, я отгул взяла. Собиралась окна покрасить, пока моих домочадцев нет. Это я ему тоже выложила.
— И когда он заявился?
— Через час! Позвонил на работу, что плохо себя чувствует.
— А как же окна?
— Представь себе, покрасили. Нельзя же целый день лежать в постели, не вставая!
— Люба говорит: можно!
Они смеются.
— Можно, если окна покрашены. А если нет — приходится ненадолго вставать…
— А мне врала: ходили, гуляли…
— А разве ты тогда могла себе представить, что можно с мужчиной знакомиться как-то иначе?
Подруги только что поужинали и лежать на кровати, в которую превращен однажды разложенный и больше уже не складываемый диван. Точнее, не лежат, а валяются, задрав ноги на висящий у кровати ковер и в пылу разговора, от чувств, колотят по нему пятками.
— Телевизор будем включать? — лениво спрашивает Евгения.
— А ну его!.. Разве что свет зажечь?
— Ни в коем случае!
Надя опускает ноги и садится.
— Ты от кого-то скрываешься?
