Сегодня третий день, как она ждет звонка. Дождь за окном уже не льется струями по стеклу, а звякает льдинками. На улице так похолодало, что капли, не долетев до земли, превращаются в ледяные иголочки, вслед за которыми начинает сыпаться снежная крупа.
Мысли о работе сегодня никак не держатся в голове. Евгения встает из-за стола и подходит к окну кабинета. Снаружи поднимается поземка. Прохожие, съежившись, быстро спешат мимо, пряча лицо от ледяного ветра… не мог же Толян над нею просто посмеяться? Нет, так нельзя даже думать! Ну почему воображение непременно подсовывает ей домыслы, от которых и вовсе жить не хочется? Видимо, как всегда, дело лишь в ней самой! Неверие в него начинается с неверия в себя, в собственную значимость и привлекательность. Люба сказала бы: верь в худшее, а лучшее само придет!
Пороша шуршит по стеклу, как будто кто-то шаля бросает в окно горстями крупный песок. Почему он не звонит?
Он разлюбил ее! Он понял, какая она неразборчивая! В течение небольшого времени Алексей, Виталий, он сам.
Евгения плачет. Слезы катятся по щекам, а она никак не может найти платок и вытирает их рукавом свитера.
Звонит телефон. Молодой женский голос говорит:
— Мне нужна Евгения Андреевна.
— Я слушаю.
Девушка, запнувшись, проговаривает:
— Это вам из четвертой горбольницы звонят. К нам привезли вашего мужа — Аристова Анатолия Николаевича.
— Как — привезли? — спрашивает Евгения. — Он сам не мог дойти?
Вопрос звучит по-идиотски, но Евгения, оглушенная этой новостью, никак не может сосредоточиться.
— Как бы он дошел? — девушка удивляется её непонятливости. — Он попал в аварию!
— Вы это серьезно? — не верит Евгения.
— Какая вы странная! — недоумевают на том конце провода. — Такого я ещё не слышала. Ее муж в реанимации, без сознания, а она…
Тут только до Евгении доходит: с Толяном действительно случилась беда! Она бросается к пальто, зачем-то открывает сумочку… нет, надо сначала позвонить!
— Валя! Валентин Дмитриевич! — выдыхает она в трубку. — Аристов! Толя! Он в больнице! Попал в аварию!
— Конечно, Евгения Андреевна, все, что нужно, рассчитывайте на меня! — взволнованно откликается он. — Савелий вас отвезет, я распоряжусь! Позвоните мне из больницы, не нужно ли что-нибудь!
'Мерседес' мчится по городу.
— Савка, скорость! — слабо протестует Евгения. — Гаишники остановят!
Но сердце её будто летит впереди машины. Савелий чувствует её напряжение и только спрашивает:
— Твой родственник?
— Больше, чем родственник! — говорит она. — Самый близкий на свете человек!
Евгения поднимается бегом по лестнице, хотя и слышит шум работающего лифта. Стеклянную дверь с надписью 'Реанимационное отделение' она находит сразу и уже собирается рывком преодолеть освещённый лампами дневного света коридор, как её останавливает худенькое суровое существо, по виду медсестра.
— Женщина, куда вы?
Евгения уже успела переодеться в белый халат, но, очевидно, здесь разрешается быть немногим посторонним, так что затеряться среди них невозможно.
— Я к Аристову! Мне нужно! Здесь лежит мой муж!
— Всё равно вам придётся получить сначала пропуск у главного врача.
У Евгении нет с собой никаких документов. Она беспомощно оглядывается — кто ей может помочь? Но тут поверх её плеча протягивается рука с белым картонным прямоугольником и знакомый голос говорит:
— Вот её пропуск!
Кузнецов! Один из друзей Толяна, с которыми он играл в преферанс. А она пробежала мимо, ничего не видя вокруг.
— Саша! Ты не знаешь, что с Толей? — бросается к нему Евгения.
— Пока без сознания, — уклончиво отвечает он. — Ударились лоб в лоб, обе машины в лепёшку!
— Подержи! — она суёт ему пальто и сумку и спешит по коридору.
— Вторая палата! — кричит Кузнецов ей вслед.
Толян лежит на такой же кровати, на которой лежала когда-то Серебристая Рыбка, и от этой невольной аналогии Евгении становится жутко: нет, только не это! Юля хотела умереть, но Толян всегда был полон жизни!
Она подходит ближе. Аристов весь опутан тонкими проводами, будто он попал в гигантскую паутину, и тот, кто в ней сидит, выпил у него всю кровь — так бледно и безжизненно его лицо. Лоб Толяна заклеен большим куском пластыря. Кровавая ссадина на подбородке обработана каким-то бордовым раствором и от того выглядит зловеще.
Она прикасается к его руке. Холодная! Да жив ли он? Кажется, пульс бьётся. Аристов лежит без движения, даже ресницы его не шевелятся, когда она пробует позвать его по имени.
Наверное, она сидит возле него слишком долго, потому что приходит Кузнецов и некоторое время стоит позади неё, потом трогает за плечи, предлагая выйти.
— Я сдал твоё пальто в гардероб, — говорит он, — а номерок положил в сумку.
— Как это случилось? — спрашивает Евгения. — Толян же всегда был классным водителем.
— Погода, — пожимает плечами Кузнецов. — Она изменилась так внезапно. Начался гололёд. Машину другого водителя развернуло на шоссе и вынесло на встречную полосу… Ему повезло гораздо меньше: он скончался на месте.
— Известно, кто он?
— Фамилию не знаю. Какой-то майор милиции.
Евгения вздрагивает: 'Майор милиции? Неужели это Сергей Зубенко? Толян сознательно пошёл на такой риск?'
— Значит, когда Толян поправится… — размышляет она вслух.
— Ничего не будет. Происшествие квалифицировано, как несчастный случай.
— Кто меня сюда вызвал? Как Толину жену?
— Вообще-то я, — конфузится он.
— Мне на работу звонила женщина.
— Знаю, — кивает Кузнецов, — я попросил медсестру…
— Я останусь возле него, — говорит она.
— Я не стал сообщать матери, — признаётся Александр, — говорят, в последнее время у неё часто прихватывает сердце… Тебе придётся дежурить одной. Может, пригласим сиделку?
— Никого не надо! Я сама!
Он молча сжимает её руку.
— Там, в тумбочке, возле кровати продукты. Поешь. Тебе понадобятся силы. И ещё я хочу сказать, — здорово, что у Толи есть такая женщина!
Евгения возвращается в палату и садится возле кровати Аристова. Ей трудно без слёз смотреть на его безжизненное лицо, но она продолжает с надеждой всматриваться: она не хочет пропустить момент, когда он придёт в себя. И увлёкшись, не замечает, как в палату входит врач.
— Нет необходимости сейчас вот так сидеть возле больного, — ласково говорит врач. — Мы дали ему снотворное. Сильное сотрясение мозга — ему необходим покой… А вам можно пойти поужинать. Возможно, наша столовая не слишком изысканна, но кормят в ней довольно сносно. Вашего мужа мы внесли в списки, так что вам достаточно будет назвать фамилию. И выше нос! Я уверен, что сообща мы поставим его на
