Довольно споро он исполнил указание Сони и взобрался на козлы теперь уже своей повозки.
– Я поеду впереди, – сказал он, – а вы езжайте за мной.
Они так и сделали. Николо плакал уже не переставая, но Мари не слезала с козел.
– Я должна посмотреть, куда мы едем, – упрямо сказала она в ответ на попытку отправить ее к малышу. – Ничего, ему осталось потерпеть совсем немного.
Деревенька оказалась совсем маленькой. Примерно дворов десять—двенадцать, но дом у резчика оказался довольно большой.
– Тесть оставил, – сказал он Соне, открывая небольшие ворота, в которые и заехали обе повозки. – Давно бы в город перебрались, да жалко бросать. Один моряк привез из плавания чуму, она и выкосила почти всех жителей. Два года дома стояли пустые, а потом священника привезли, освятили, на всякий случай все углы дымом обкурили, да и заселились. Что ж добру пропадать!
Здесь была чума? Стоит ли заходить им в этот дом?
– Как вы в России говорите? «Береженого Бог бережет»? – шепнула Мари. – Пусть уж его жена покормит Николо прямо в карете. А мы снаружи подождем. Лучше замерзнуть, чем заболеть.
Соня согласилась, о том они и сказали резчику.
– Боитесь? – кивнул он. – Ваше дело. Сейчас я пришлю жену.
Женщина вышла не сразу. Наверное, вначале выслушала наскоро рассказанные приключения мужа и то, как он неожиданно разбогател.
Но когда вышла, и Соня, и Мари просто остолбенели от изумления. Жена резчика оказалась женщиной просто сказочной красоты. Они не успели спросить, сколько у нее детей. Наверное, немало, но в линиях ее фигуры все еще угадывалась стройность, а белокурые волосы выбивались из-под косынки крупными кольцами. Пухлые чувственные губы, глаза на пол-лица... Немудрено, что в свое время, встретив свою Мануэлу, резчик потерял голову. И вот согласился даже проживать в поселке, который не так давно посещала чума.
– Не бойтесь, – проговорила женщина певучим голосом. – У меня четверо ребятишек, и все здоровы.
– Мы заплатим тебе, – сказала Мари и вложила в руку женщины несколько реалов, которые тут же исчезли в ее юбках.
– У вас пропало молоко, – попыталась догадаться Мануэла, переводя взгляд с одной женщины на другую: кто из них мать.
– Ребенка нам подкинули, – пояснила Соня, – не бросать же его теперь. Мы едем во Францию, и приходится вот таким способом подкармливать малыша. Козье молоко он есть не хочет.
Мари распахнула дверцу перед временной кормилицей, и та вскоре заворковала над Николо. Малыш, получив желаемое, довольно заурчал.
– Какой же ты голодный, маленький разбойник, какой голодный! – приговаривала женщина.
Мари, услышав, нахмурилась:
– Надеюсь, она не думает, будто мы нарочно морили ребенка голодом?
– Вряд ли, – не согласилась Соня. – Но что бы она ни думала, нам надо торопиться.
С окончанием сиюминутных хлопот Соня будто опять открылась для всех тревог окружающего мира, потому что время вокруг нее будто спрессовалось в одну грозовую тучу, повисшую над их головами.
Мануэла покормила Николо и опять прошла в дом мимо стоявших в ожидании женщин.
– Счастливого пути, – сказала она на ходу.
Из дома опять вышел резчик, который потянул за узду теперь уже принадлежавшую ему лошадь.
– Если хотите напоить своих лошадей, – сказал он, – проедете еще шагов сто и по тропиночке спуститесь к ручью.
– Послушайте, – спросила его Соня, – но когда мы свернули к кладбищу, по правую руку нам вроде виделся собор?
– Вы правы, это большое село в полулье от нашего. В нем даже имеется свой жандарм и собор – если кому-то из нас понадобится священник, мы едем туда.
– А к границе?..
– К границе вам лучше свернуть влево. Так вы доедете быстрее. Правда, несколько лье вокруг не будет никакого жилья, но, пока не стемнело, вы спокойно можете ехать. Часа три, вы опять выедете на тракт и почти сразу у дороги увидите трактир, в котором есть и конюшня, и комнаты, где можно переночевать. А там уж до границы и рукой подать.
Николо спал, и Мари опять села на козлы к Соне. Ребенок накормлен, а кто накормит госпожу?
– Наверное, нам лучше уехать отсюда подальше, – сказала она, – и уже у ручья покормить лошадей, не распрягая, и напоить. Не мешает поесть самим. Не знаю, как вы, а я ужасно голодна!
Они спустились к ручью и расположились на небольшом взгорке. День стоял пригожий, солнце уже начало пригревать землю, и Мари, вытащив из кареты все, что можно было постелить на землю, занялась было раскладыванием продуктов, которые они взяли с собой в дорогу, но Соня ее отодвинула в сторону.
– Напои пока лошадей, а я сама приготовлю нам перекусить.
Поставила миски, кружки. Нашла плетеную бутыль с вином и наполнила кружки. Николо сладко спал, и Соня прикрыла дверцу кареты, чтобы малышу ничего не мешало.
– Распрягать я лошадей не стала – потом запрячь обратно не сумею, – пояснила Мари, – а поесть дала. Я видела, Жан ссыпал овес в ящик, что у нас позади кареты... Ваше сиятельство считает, что нам стоит пить вино?
– Стоит, – кивнула Соня. – Выпьем за усопшего раба Божия Жана, царствие ему небесное!
Они поели, выпили вина, а потом Мари постирала пеленки Николо и прицепила их к сучковатой палке, которую водрузила на передок кареты. Так, под своеобразным флагом, они и до–ехали до трактира, где остановились заночевать.
И Мари, и Николо давно спали на огромной деревянной кровати, а Соня все не могла заснуть. Усталый мозг одну за другой рисовал картины ее поездки в Испанию и то, как она с потерями или без выходила из очередного испытания.
Судьба порой пыталась стряхнуть ее с доски жизни, но Соня как кошка упорно падала на ноги, чтобы подняться и опять продолжать движение.
Утром их ждал путь через границу Франции, которую, Соня была уверена, они пересекут без особых происшествий. С чем она возвращается? С победой, с поражением? С подкинутым ей чужим ребенком. Без преданного друга, который сложил свою голову... во имя чего?
Наверное, нельзя так ставить вопрос. Каждый живет столько, сколько отмерил ему Господь. А как живет – зависит от самого человека. И Соня подумала, что прожила она этот свой пусть и небольшой период жизни так, что ей не придется за него оправдываться. Ни перед своими будущими детьми, ни перед Всевышним.
Примечания
1
Врач при монархе.
2
Франсиско Гойя – великий испанский художник.
