довольно приличный опыт бесед с моим покойным родителем, который время от времени практиковал в разговорах со мной такие примеры, наглядно показывая, как можно при необходимости сбить с толку своего собеседника.
Видимо, я не сумела скрыть усмешку, потому что Зимин рассердился:
– Никого я ни в чем не подозреваю.
– Ладно, оставим это, – решила я. – А как вы смотрите на то, чтобы нам с вами заняться раскопками?
– Раскопками? – повторил он.
– Разве не пора ли нам с вами откопать в саду фамильное серебро?
– Я все больше склоняюсь к мысли, что никакого письма в вашем имении нет и быть не может, – хмуро пробормотал он.
– То есть вы хотите сказать, что окончили все свои дела в моем имении? – поневоле жестко заключила я.
– Наверное, я поторопился с выводами, – сразу отступил он назад, – ведь пока имеется хоть один шанс...
– Никто не говорит, что вам самому придется копать эту яму, – невинным голоском произнесла я, – зря вы так обеспокоились. Уж для этого у меня крепостные найдутся.
– Какая вы, Анна Михайловна, все же вредная особа, – хмыкнул он. – Погодите с раскопками. Для начала надо, чтобы из имения уехал Мамонов. А потом, я хотел бы точно знать, где находится Осип со своей ватагой. В противном случае стоит ли нам выкапывать серебро, чтобы оно тут же попало в руки его молодчиков?
– Тогда чем вы собираетесь заниматься?
Сказала так и подумала, не показался бы Зимину мой вопрос намеком на то, что он слоняется по имению безо всякой пользы. Кажется, я развила чересчур бурную деятельность. Получается, что всякий человек, находящийся поблизости от меня, должен выглядеть чуть ли не бездельником.
– Собираюсь отправиться к Ромодановскому и осмотреть стол. Как официальное лицо.
– Что ж, не буду вам мешать. По правде говоря, у меня самой много дел, – тут же заявила я, поняв, что он нашел вполне уважительную причину.
Это тоже учеба покойного батюшки: не дать противнику закончить спор, покинув его под каким-нибудь срочным предлогом.
Я пошла искать Джима. По моему мнению, он обладал прямо-таки виртуозной способностью пропадать с глаз долой. Кирилл тоже особенно не мозолил мне глаза, но его всегда можно было найти. Я могла остановиться посреди дома и послушать, откуда доносятся голоса. Если где-то бубнили как минимум два голоса, значит, поблизости оказывался Ромодановский. Если, конечно, не писал в это время... Может, стихи?
Во всем доме, однако, было тихо, и потому я, набросив шубейку, сошла с крыльца, направляясь в сторону голосов, звучавших где-то за углом дома.
Однако на этот раз я ошиблась. Ибо отыскала вовсе не Кирилла, а Мамонова. Иван Георгиевич собрал подле себя четверых мужиков и поочередно спрашивал то одного, то другого. Иной раз они отвечали по одному, а порой начинали говорить что-то в один голос.
Почему же я не смогла разговорить моих крепостных так, чтобы они отвечали, перебивая друг друга? Чем же Иван Георгиевич их к себе расположил? Я вроде невзначай постояла несколько поодаль – мол, жду, пока следователь переговорит с моими слугами – и послушала. И поняла, в чем дело. Оказывается, в умении Мамонова... задавать вопросы. Уж спрашивать-то умеет каждый, как я прежде думала. Но так, чтобы на вопросы хотелось отвечать...
Он, видимо, проследил за взглядом, каковым один из крепостных посмотрел на меня, и обернулся:
– А вот и ваша хозяйка! – жизнерадостно провозгласил он. – Ну, идите, мужички, работайте, а то достанется мне на орехи за то, что я вас от дела отвлекаю.
Он предложил мне руку и пошел неспешной походкой к дому.
Глава пятнадцатая
– А ведь вы оказались правы, Анна Михайловна, заблудился я в вашем лабиринте, – засмеялся Мамонов.
– Как же вас угораздило? – обеспокоилась я. – Недаром, выходит, меня сюда потянуло. Проверить, где застрял мой гость.
– Хорошо, ваши мужики мимо проходили. Я голос и подал. «Вызволите, – кричу, – меня отсюда!» В глаза-то мне смеяться поопасались, но взоры хитрые в сторону отводили.
– А вы возьми да и начни их расспрашивать! – поддела я.
– Что поделаешь, служба, – нарочито тяжело вздохнул он. – Раз уж я перед ними в таком несчастном виде предстал, то они и стали на вопросы отвечать, вроде как меня успокаивать. Небось думали – господин исправник страху натерпелся, почему бы ему и не потрафить.
– Вы узнали, что хотели?
– Сказать, чтобы точно все узнал, не могу, но кое-какие наметки появились.
– И вы хотите сказать, что это все благодаря моим крепостным? – не поверила я.
– Ну вы и сами этому не верите, – укорил меня Иван Георгиевич. – Скажем так: они добавили небольшой, но основательный кирпичик в хлипкое здание моих логических выкладок.
– И вы, конечно, мне их не расскажете? – спросила я с заведомой обидой.
– Всенепременно расскажу! – обнадежил он. – И на все вопросы отвечу, только немного погодя. Самому требуется все обмозговать да по местам расставить... А вы мне, голубушка Анна Михайловна, ничего не хотите сказать?
– Конечно, хочу, – улыбнулась я. – Милости прошу пожаловать на обед.
– Как я люблю такие приглашения! – Он потер руки. – А ваши гости все там будут?
– Все трое, – уточнила я. – Хотя совсем недавно было четверо.
– Ничего не поделаешь, – вздохнул Мамонов, – кому что на роду написано.
– Хотите сказать, кому довелось встретиться со зверем в облике человека?
– Ну почему сразу зверя? Может, человека, доведенного обстоятельствами до крайности...
– Как это можно! Вы, служитель закона, заранее оправдываете убийцу?
– Не оправдываю, что вы, голубушка, всего лишь пытаюсь понять.
Я удивилась: понять? Разве можно понимать убийцу? Тот, кто поднимает руку на человека, не заслуживает понимания, ибо своим поступком ставит себя вне человеческих и божеских законов.
Мамонов догадался, о чем я подумала, и благодушно усмехнулся:
– С кем познаешься, у того и нахватаешься. А мы, полицейские, с кем обычно дело имеем? Правильно, с лихоимцами, с душегубами, со всякого рода мошенниками. А как понять, что у них на уме? Только попытаться в их шкуру влезть.
– И что, все следователи так работают?
Иван Георгиевич явственно смутился.
– Навряд ли... Понятное дело, в университетах такому не учат. Ну а как иначе преступника понять? У каждого следователя свои приемы имеются. Кто-то подключает к делу новую науку – психологию, кто-то пользуется старыми методами: по принципу «волка ноги кормят» не ленится походить, опросить побольше людей, которые могли находиться подле места преступления. И тут уж награда достается настойчивому. Мало кому удается не оставить свидетелей своего преступления. Кто-то видел, как тот или иной человек проходил недалеко от места преступления. Шел к нему или от него, мало ли...
Он прервал себя.
– Расчирикался, хвост распустил. А как же, вон какая молоденькая красавица слушает, глаз не спускает... Неужели вам сие интересно?
– Очень интересно! – горячо откликнулась я. – Эх, если бы женщин брали в следователи, с каким удовольствием я стала бы работать.
– Ну нет, милая барышня, – махнул рукой Мамонов, – это лишь со стороны наша работа столь романтически видится. А на деле все больше бумаги, бумаги... Любое следственное действие изволь прежде рапортом оформить. Рассказ самого завалящего свидетеля допрежь на бумагу перенеси. За свою
