Узоры явственно проступали на гладкой смуглой коже девушки, спирали обвивали ее тонкие руки, точно браслеты, и каждая линия ветвилась и стремилась умножиться. А лицо с остренькими скулами, раскосыми темными глазами и большим темным ртом сплошь цвело золотыми контурными розами.
Гион не понимал, какого цвета ее волосы. Видел, что длинные, что каждая их прядь шевелится, как будто норовит ожить и учудить что-нибудь свое, что выделит и выгодно отличит ее от прочих.
Неожиданно девушка поняла, что молодой человек ее увидел. Розы вспыхнули темно-красным, а затем поблекли, и их хозяйка выступила вперед, отделившись от кустов.
Гион остановился перед ней, рассматривая незнакомку весело, готовясь всякий миг рассмеяться.
Тогда она отбросила волосы с лица, и он увидел острые тонкие уши. Они действительно были покрыты светленьким пушком, как рассказывали об эльфах.
— О чем ты думаешь? — спросила девушка.
Гион пока что ни о чем не думал, но как только она задала свой вопрос, тотчас начал думать — о чем же он, в самом деле, думает? — и наконец ответил ей совершенно искренне:
— О том, что твоя грудь — такая же, как ушки: острая, маленькая и покрыта пушком.
Она опустила подбородок, скосила глаза
— Это никогда не приходило мне в голову. Правду говорят о людях — у них странно устроены мысли.
— Где ты набрала ряски? — спросил Гион. — Здесь поблизости нет ни болота, ни пруда.
Девушка приподняла ногу, задрала повыше подол разлохмаченной юбки, поскребла ногтем щиколотку.
— Это у вас нет ни пруда, ни болота, — пояснила она. — Там, где я была, есть небольшой пруд. Я бросала камушки в лягушек, а потом решила пройтись по лабиринту.
— Ты часто здесь бываешь? — спросил Гион.
Ее звали Ринхвивар, и она не столько разговаривала с Гионом, сколько просто расхаживала перед ним, поводя узкими плечами и шевеля на бедрах юбкой, и ее лицо то озарялось улыбкой, которая не имела никакого отношения ни к юноше, ни к тому, о чем они разговаривали, то вдруг принималось хмуриться, делалось важным и серьезным, но и это никак не было связано с поворотами их беседы. И когда Гион понял это, он просто взял ее лицо в ладони и пробежал губами от скул к подбородку, надеясь встретить по пути ее рот.
От нее пахло свежестью, и каждый участочек ее кожи обладал собственным вкусом: за краткие мгновения Гион как будто перепробовал в погребе все самые вкусные блюда, от соленых грибов до взбитых сливок. И поэтому когда наконец он ощутил, как касается его губ остренький язычок, тонкий, как у ящерки, он был уже совершенно сыт, и веки его начинали тяжелеть.
Ринхвивар засмеялась, стоя над ним где-то в очень большом отдалении — можно подумать, что он лежит на траве, а она летает высоко над ним.
— Любовник должен быть голодным, так говорит моя бабушка, — сказала эльфийская дева. — А ты объелся, Гион! Так не поступают.
Он с трудом открыл глаза и увидел, что действительно простерт на траве, а Ринхвивар приплясывает над ним, переступая через его обессиленное тело босыми быстрыми ногами, то отскакивая и вертясь у него в головах.
— О, Ринхвивар! — заплакал Гион. — Что же мне делать? Едва я вдохнул запах твоих щек, как сразу опьянел, а стоило мне коснуться тебя, как тотчас же обожрался!
— Таковы все люди, — многоопытно молвила Ринхвивар.
— Клянусь тебе, я — другой, — горячо сказал Гион, глотая слезы. Слезы у него сделались густыми, как будто даже плакать теперь он обречен тяжелым солодом. — Я люблю тебя, Ринхвивар! Я хочу тебя поцеловать.
Девушка замерла, стоя на одной ноге. Другая раскачивалась в воздухе, словно в раздумьях: куда бы опуститься. Золотые розы загорелись ослепительно и десятками оживших саламандр пробежали по зарумянившейся коже.
Потом Ринхвивар приблизилась и опустилась рядом с Гионом на колени.
— Ты и вправду меня любишь? — переспросила она, нависая над ним.
Погруженный в ее душистые волосы, как в шатер, он только застонал и потерял сознание.
— Ваш брат, ваше величество, подолгу пропадает в Медном лесу, — доложили королю Мэлгвину.
Король сидел в твердом деревянном кресле без спинки, с полукруглыми подлокотниками, — словно ребенок, забравшийся внутрь драконьего скелета, — и не знал, что старость уже подбирается к нему, задолго до положенного срока. Она уже выслала дозорных, и они осторожно пробираются вдоль королевских висков, оставляя за собой тонкие белые нитки следов. Они обошли кругом королевские глаза, и там, где они ступали, кожа истончилась и чуть смялась. Один или двое, надо полагать, оступились и рухнули в пропасть; и там, где они хватались руками за неверную опору, и там, где скользили их пятки, прочерчены глубокие борозды: с обеих сторон крепко сжатого рта.
Государственные заботы одолевают Мэлгвина со всех сторон. Он ищет новые источники дохода, он платит солдатам и советникам, он раздает подарки и даже помогает крестьянам, которые переселяются на его земли. В королевской голове непрерывно перекладываются с места на место столбики монет, тягуче мычат коровы, тянется скот, возмущаются запертые в плетеных клетках птицы, орут дети — и возражают, возражают, требуют и что-то доказывают благородные господа. Шум не утихает в мыслях короля ни на мгновение.
Только один человек появляется там крайне редко и почти никогда не шумит — младший брат Гион. Целыми днями бродит по лесам с луком через плечо, с двумя ножами на поясе, как и подобает подростку из знатной семьи.
— Очень хорошо, что мой брат целыми днями пропадает в Медном лесу, — отвечает король советнику и устало потирает виски. — Я до крайности рад этому обстоятельству. Не хватало мне еще заботиться о воспитании моего брата!
— По слухам, он встречается там с женщиной, — добавляет советник, отводя глаза, как будто ему неловко докладывать о подобных непристойностях.
Мэлгвин хлопает себя ладонями по коленям. Но — не от души, а осторожно, опасаясь, как бы не свалиться с неудобного кресла.
— Превосходно! — восклицает король. — Мой младший брат, стало быть, опередил меня, потому что у меня нет ни сил, ни охоты, ни времени встречаться с женщиной, а наша кровь — большая драгоценность, и пора бы уже найти для нее подходящий сосуд.
— Боюсь, государь, дело зашло гораздо дальше, — вздыхает советник. — В любом случае, эта незнакомая особа — не ровня королевскому брату...
Тут мысль о возможной женитьбе и наследнике снова возникает в череде прочих мыслей. Но король так измучен заботами о новорожденном государстве, что получается нечто совершенно несусветное: неопределенный образ королевской супруги с королевским отпрыском на руках затесывается среди крестьян-переселенцев, и вот уже покорно топает между телегами и королева, крепко сбитая рослая женщина с туго перетянутой талией и красномордым младенцем (чью неприятную, вопящую рожицу король явственно различает над могучим, заплеванным молочной отрыжкой плечом матери).
Это видение настолько ужасает Мэлгвина, что он испускает тихий стон и невольно качает головой.
— Узнайте побольше о подруге моего брата, — приказывает он и откидывает голову к стене.
Гион построил охотничий домик, и теперь у них с Ринхвивар была крыша над головой. Но оба они на самом деле не нуждались ни в какой крыше: Гион — потому, что был очень молод, Ринхвивар — потому, что эльфы вообще не обращают внимания на такие мелочи. Время текло для нее совершенно иначе, чем для королевского младшего брата: не то чтобы оно боялось прогневать эльфийскую деву, но, во всяком случае, знало свое место.
Она пыталась объяснить ему:
— Для старика любая тропинка куда длиннее, чем для молодого. Для одноногого будет существенным расстояние, которого ты даже не заметишь.
Гион жмурился изо всех сил, тужась, чтобы наконец понять, что она имеет в виду. Расстояние в
