— Садись, — велел он.
Радихена опустился на жесткую лавку. Почему-то ему понравилось сидеть на этой лавке. Он не мог найти объяснения своим чувствам. Просто ему внезапно стало хорошо. Может быть, потому, что управляющий уехал навсегда.
— Ты у нас кто? — задумчиво вопросил новый человек.
— Радихена.
Толстый палец с черным ногтем нашел имя в списке, затем из-под пачки документов была извлечена жидкая стопочка бумаг.
— Ты больше не крепостной, тебе это известно? — спросил человек с грубым лицом.
— Нет, — сказал Радихена безразличным тоном. Ему и вправду было все равно.
— Ну так знай. Читать умеешь?
— Пет, — повторил Радихена.
— У нас есть курсы, научишься.
— А, — сказал Радихена.
— Меня зовут Лахмар, — сообщил этот человек.
Они замолчали. Радихена огляделся по сторонам. В щели между досками задувал ветер, и некоторые бумаги шевелились, прижатые локтем Лахмара.
— А если я не крепостной, то кто? — спросил Радихена.
— Теперь ты рабочий на заводах его сиятельства герцога Вейенто. Держи вот, подписывай.
И он придвинул к Радихене какую-то исчерканную записями бумагу.
Радихена удивленно посмотрел на нее. Впервые в жизни он видел лист бумаги так близко от себя. Осторожно провёл по ней кончиками пальцев — на ощупь она оказалась почти как тонкое полотно. Очень тонкое.
— Что это?
— Контракт.
— Как я смогу его подписывать? — удивился Радихена. — Я ведь не умею читать.
Лахмар заметил, что Радихена сказал «читать», а не «писать», и одобрительно засмеялся.
— Никогда не подписывай того, что не можешь прочесть! — воскликнул он. — Превосходное правило. Но только не в этом случае. Сейчас тебя не обманывают.
— Да? — сказал Радихена.
Лахмар чуть наклонился вперед.
— Я могу отправить тебя обратно в твою деревню, — сообщил он вполголоса. И впервые пристально посмотрел на подбитый глаз Радихены. — Но для тебя лучше подписать контракт и поехать со мной дальше. Просто совет знающего человека. Хуже не будет, могу тебе обещать.
— Да? — опять сказал Радихена. — А что там, в контракте?
— Ты обязуешься отработать на заводах его сиятельства полных двадцать лет, считая с сегодняшнего дня. После этого ты волен делать все, что тебе заблагорассудится.
— Например, помереть в канаве, — проворчал Радихена.
На самом деле ему было все равно. Он понимал, что обратно в деревню его не отправят, что бы там ни говорил этот Лахмар. Самое большее — выставят отсюда и забудут о его существовании. Однако Радихене невыносимо хотелось позлить нового управляющего и посмотреть, как далеко он может зайти в своем гневе.
— Если ты будешь дураком, то помрешь в канаве, согласился Лахмар. Он говорил вполне дружелюбным тоном. («Ого!» — подумал Радихена.) — Но если ты будешь работать добросовестно, если тебе будет интересно — не пропадешь. Мастером станешь, понял? Начальником смены, а там получишь и шахту... Научишься читать. Библиотеки для рабочих бесплатные. У тебя будет собственный счет в банке. Через двадцать лет сможешь купить дом. Тебе сколько лет?
— Не знаю, — сказал Радихена.
— Через двадцать лет ты будешь еще не старый, женишься. Подумай.
— А что думать, — сказал Радихена, — давай бумажки, я подпишу. Палец приложить или загогулину поставить?
Палец, вот здесь, — показал Лахмар. — Через полчаса отправляемся. Пожелания у тебя какие-нибудь есть?
— Только одно, — сказал Радихена, — я хотел бы жить и работать как можно дальше от остальных из моей деревни.
— Это можно устроить, — кивнул Лахмар. — Давай подписывай.
Глава десятая
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЖЕЛАЕТ ЭЙЛЕ ДОБРА
— Я недооценил тебя, — признал Адобекк, когда племянник предстал перед ним с запекшейся кровью на ушах и с дешевыми сережками, болтающимися при каждом движении головы. — Где ты отыскал подобное убожество?
— Ничто другое в тот час не было для меня доступно, — объяснил Ренье. — Пришлось ограбить жену цирюльника.
— В этом чувствуется определенный стиль, — сказал Адобекк. — Умыться не хочешь? Или это разрушит твой неповторимый образ, над которым ты трудился последние двенадцать часов?
Ренье широко зевнул.
— Я рассчитывал не застать вас дома, — сказал он. — Но коль уж не повезло...
— Поговорим потом, — предложил Адобекк.
— Нет... Не могу. Меня распирает. Кроме того, я привык, что мы с Эмери...
Адобекк вздохнул.
— Бедные дети. Прости, что разлучил вас.
Ренье махнул рукой.
— Я все равно с ним делюсь.
— Ведешь записи? — встревожился Адобекк.
— Нет, я мысленно...
— Мысленно? А меры против телепатов принял?
— Я пользуюсь шифром.
— Ладно, выкладывай, — позволил Адобекк.
— Во-первых, я нашел ворота с кольцами для наручников...
— Где? — оживился Адобекк.
— На шестой стене. Вокруг дворцового квартала, прямо напротив главной аллеи. Они заколочены, поэтому о них никто и не знает. Там точно кольца. Ржавые, но вполне крепкие.
— Интересно, для чего их использовали? — задумчиво произнес Адобекк. — Может, как коновязь?
Ренье уставился на дядю, который продолжал водить глазами по комнате и высказывать различные предположения:
— Или чтобы подвешивать корзины с милостыней? Вероятно, в эти же корзины люди клали свои прошения... Или туда вставляли держатели для факелов. А может, к ним крепился поперечный брус?
— Я напишу об этом бабушке Ронуэн, — обещал Ренье.
Адобекк чуть покраснел.
— Не станешь ведь ты огорчать нашу Ронуэн?
— Стану!
— По-моему, твое рвение излишне... Ладно, об этом поговорим после. Что было «во-вторых»?
— Во-вторых, я узнал, чем занимается Тандернак.
— Я все-таки велю разложить огонь. Пусть пока согревается вода. От тебя невыносимо воняет.
С этими словами Адобекк тяжело поднялся и вышел из комнаты, оставив Ренье в одиночестве. Молодой человек видел, что дядя взволнован, и это доставляло ему великое удовлетворение.
— О, какое жестокое наслаждение — оттянуть миг раскрытия тайны! — сообщил Адобекк, вновь показываясь в комнате. — Ну так чем он промышляет?
— Содержит бордель, — выпалил Ренье.
