прогулку?
Она покачала головой.
– Да что это с вами такое? – воскликнула королева. – Кажется, я только что внятно объяснила вам, чего именно я хочу!
Так был зачат Талиессин – среди песков, под шум прибоя, под свист ветра, приносящего то запах водорослей, то дух коптильни. Уставшие от ласк, родители Талиессина отдыхали возле рыбачьего костра и ели копченую рыбу, пачкая пальцы, и с той поры и навечно этот запах вызывал на их лицах улыбку, смысл и значение которой понимали только они двое, а потом, когда Гайфье не стало, – королева одна.
Одна во всем Королевстве.
Вскоре после крушения воздушной ладьи королева распорядилась ввести в число основных дисциплин Академии Коммарши оптику – науку о свойствах лунных лучей и способах левитации. Большая часть студентов Академии в те годы состояла из молодых людей дворянского звания, хотя встречались среди них и выходцы из наиболее почтенных купеческих и ремесленных семейств.
Почти сразу же после свадьбы королева настояла на том, чтобы Гайфье взял несколько уроков, и консорт, желая доставить удовольствие жене, отправился в Коммарши. Его действительно пытались обучить левитации, однако преодолеть свой страх высоты Гайфье так и не смог.
Он никогда не рассказывал королеве о том, что испытывает животный ужас, едва только ему приходится подниматься над землей выше, чем на половину человеческого роста. Ему приходилось участвовать и в таких праздниках, где половина действа разворачивалась в воздухе, – в первые годы правления матери Талиессина это было модным, – и все же консорту всегда удавалось устроить так, чтобы не левитировать. Он находил себе занятие на земле – и ухитрялся сделать так, чтобы никто, кроме него, не смог бы справиться с тем или иным делом.
Талиессину исполнилось пять лет, когда королева затеяла грандиозный праздник на той самой реке, где некогда разбилась воздушная ладья. Она возвращалась в те края впервые с памятной ночи, которую провела с Гайфье в пещере.
В широком русле посреди спокойных вод установили огромный плот. Канаты удерживали плот посреди реки. Собственно, это был не один плот, а сложный лабиринт из множества плавучих секций, соединенных между собой прочными веревками. Пышные гирлянды обвивали эти веревки. Скрытые среди цветов крохотные колокольчики неустанно звонили, и казалось, что легкая серебряная рябь, пробегавшая от реки по рукам, лицам, одеждам, драпировкам, – не что иное, как порождение этого невесомого звона.
Здесь были широкие плоты, на которых размещались музыканты, и еще более широкие, покрытые удобным настилом, – для танцующих; имелись маленькие отдельные плоты-беседки с приготовленным внутри угощением; по краям были устроены лодочки – они удерживались возле всей грандиозной конструкции на привязи, но в них можно было покататься взад-вперед вдоль всего плота.
Нарядная кавалькада прибыла к месту на рассвете. Музыканты, ожидавшие на плоту, были разбужены выставленным нарочно стражем и встретили королеву с придворными тихой, возвышенной музыкой, в которой угадывалось шествие, и в такт этому шествию покачивались лодки и шевелились листья на деревьях, размеренно плескали маленькие волны, порожденные беспокойством рассвета, пели птицы. У королевы сжалось сердце, и она обменялась взглядом с Гайфье, который ответил ей такой спокойной, ласковой улыбкой, что она тотчас пришла в наилучшее расположение духа.
Скоро все участники перебрались на плоты и распределились согласно своим наклонностям. Королева и Гайфье перво-наперво перекусили в беседке. Гайфье не уставал дивиться аппетиту своей хрупкой, изящной, как девочка, жены: эльфийская дама кушала всегда изрядно. «Глядя, как вы откусываете от яблока сразу половину, я начинаю понимать – что такое преизбыточность жизни в Эльсион Лакар», – говорил Гайфье. Королева, в зависимости от настроения, то обижалась от подобных речей, то, напротив, весело и даже чуть польщенно смеялась.
Музыка заполняла огромное пространство между скалами, она витала над рекой, исчезая вдали, там, где широкая лента реки обрывалась водопадом, и приглушенно шумела снизу, на камнях. Где-то среди красновато-коричневых скал имелась и та, на которую когда-то упали Гайфье и королева, но ни он, ни она не могли бы сейчас отличить ее среди множества других, и им казалось, что вся эта величественная местность принадлежит их любви.
Танцы начались почти сразу после прибытия придворных. Среди юных фрейлин имелись неутомимые красавицы, готовые плясать во всякое время дня и ночи, была бы музыка. В иных случаях они даже обходились без кавалеров, довольствуясь несуществующими партнерами, коих обнимали в воздухе без всякой печали по их отсутствию.
Ближе к полудню составился общий бал, захвативший решительно всех, даже нескольких пожилых кавалеров и дам с красными щеками и носами – эти помнили еще предыдущее правление. Их пригласили из уважения к их неистощимому жизнелюбию, и теперь они потихоньку выпивали в самой отдаленной из беседок. Королева и консорт возглавляли танец. Музыка гремела торжественно и громко, как будто сопутствовала не увеселению, а по меньшей мере мощной атаке на какого-нибудь неопасного, но многочисленного врага.
Воздух наполнился мириадами бабочек, которых наловили заранее и держали в клетках для того, чтобы выпустить в нужный момент. Тысячи разноцветных крыльев трепетали перед глазами, сыпали пыльцу на волосы, задевали уши и обнаженные плечи, скользили по шеям, оставляя пестрые следы. Некоторые погибли в водах, и река медленно понесла их вперед, туда, где солнечные блики сливались с роскошными трупиками и поглощали их. Однако большинство бабочек благополучно перелетело через реку и покрыло кусты на берегу, так что издали казалось, будто на ветках расцвели весьма странные живые цветы.
Чуть позже общий бал рассыпался на множество отдельных танцев, а желающие вернулись к своему уединению. В лодках, наполненных цветами, восседали фрейлины, непременно желавшие покататься, и услужливые кавалеры брались за весла, чтобы двинуться с дамой вдоль всего плота, пока натянувшийся канат не позовет обратно, домой.
В вазах увядали фрукты, их сладкий грустный аромат привлекал пчел, что, в свою очередь, вызывало визги и махания ручек. Вино наполнялось солнцем и богатело с каждой минутой.
Королева и Гайфье, держась за руки, сидели в беседке и смотрели на реку и отражающиеся в ней скалы.
Они долго молчали, а потом Гайфье сказал:
– Я счастлив.
