его.
Истошный собачий лай оборвался почти тотчас же. Тяжело, с натужными похрипываниями дыша, псина повалилась боком на пол да так и осталась надолго лежать там, медленно приходя в себя, шумно отдуваясь.
Работающий телевизор совершенно ошеломил ее, полностью вывел из равновесия.
Ящик, который по-собачьи лает! Да еще к тому же с какой-то мелькающей картинкой за стеклом, вставленным в его бок! Такой ящик не находил себе места в собачьей психике, никаким своим боком не укладывался в нее. Он был абсолютно чужд для собачьего сознания своей необычностью, странностью, таинственностью.
С точки зрения собаки, это было нечто небывалое. И в силу небывалости наверняка опасное, угрожающее, целиком и полностью враждебное. Вот наша старая лохматая псина и отреагировала на источник возможной опасности соответствующим образом…
Спустя много лет, читая разнообразные книги по психологии не только людей, но и животных, я узнал из них, что все животные на Земле очень не любят явлений и вещей, которые для них непонятны – встречаются на их жизненном пути впервые и оказываются в диковинку для них.
Все непонятное воспринимается животными как прямая непосредственная угроза для их жизни. Непонятное вызывает у них страх и немедленную защитную реакцию на это самое непонятное…
Человек – тоже животное, вот разве что наделенное кое-каким разумом, не бог весть, впрочем, каким.
Хочу попутно почти мельком задать вопрос: задумывались ли вы, читатель, над тем, как тяжело, трудно человеку думать? Сколько непомерных подчас усилий тратится им на процесс думания, то есть анализа и синтеза? Еще в начале нашего века русский психиатр Д. Ковалевский утверждал: «Человеку вообще не свойственно думать. Большей частью он проживает свою жизнь не задумываясь, на уровне простейших стереотипов поведения и простейших рефлексов». Способность мыслить, умение думать мешает обычному человеку жить. Она привносит в его бесхитростное бытие одни лишь дополнительные обременительные хлопоты, большинству людей ненужные.
Каждый человек на Земле, это «тоже животное», реагирует на то или иное непонятное, странное для него, загадочное явление точно так же, как и любое другое животное. Реакция протекает не на мыслительном уровне, а на уровне инстинктов.
По мнению – справедливому! – современного французского исследователя Л. Повеля, даже малейшие намеки на то, что во Вселенной могут существовать огромные области Неизвестного, неприятно беспокоят людей. Ибо все Неизвестное таит в себе потенциальную, может быть, угрозу для человеческого существования.
Наука тоже всегда встречала, и по сей день встречает все Неизвестное, Неведомое в штыки. На сей счет знаменитый американский исследователь аномальных явлений Чарлз Форт, ныне покойный, заметил однажды ядовито: «Научное знание необъективно. Оно, как и цивилизация, представляет собой заговор».
Большое количество фактов отбрасывается наукой, так как эти факты противоречат установленным понятиям. Как ни горько такое констатировать, но все мы с вами живем при режиме научной инквизиции. Ее главным оружием, чаще всего используемым против действительности, не соответствующей общепринятым представлениям, является презрение, сопровождаемое смешками.
Что такое знание в подобных условиях?
«В топографии разума, – говорит Чарлз Форт, – можно было бы определить знание как невежество в оболочке смеха».
Форт предлагает потребовать дополнения к свободам, гарантируемым конституциями, – свободу сомнения в науке. Свобода сомневаться во всем, кроме фактов. Не отсортированных фактов а всех без исключения фактов подряд, в том числе непонятных, необъяснимых, выходящих за пределы людского понимания!
Искать «отношения» между фактами, пытаться обнаружить! взаимосвязи между ними – вот к чему призывает всех нас Чарлз Форт…
Предложенным им делом мы сейчас и займемся. И продолжим заниматься им вплоть до последней страницы книги, которую вы читатель, держите в руках. Дело предстоит, честно скажу, непростое, трудоемкое. В поисках «отношений» между фактами придется думать, причем много и интенсивно, а «человеку вообще H(свойственно думать», как сказал психиатр Ковалевский.
С минуты на минуту мы с вами начнем подниматься на «жуткив пик мысли, откуда виднеется мрак», говоря словами Виктора Гюго.
Мне очень нравится длинное рассуждение Гюго насчет «жуткого пика», которое я приведу целиком в следующем абзаце. Оно мне понятно и близко. Оно – о людях вроде того же Чарлза Форта, или вроде Валерия Авдеева, или вроде другого моего друга к коллеги Виктора Баранова, или о всех прочих людях, рискнувших штурмовать бастионы Неведомого, Неизвестного.
Виктор Гюго пишет: «Человек волен идти или не идти на тот. жуткий пик мысли, откуда виднеется мрак. Если он не идет туда, он останется в обычной жизни. Для внутреннего покоя это, несомненно, самое лучшее. Если же он идет на эту вершину, он уже захвачен увиденным вокруг себя. Чудеса чередой являются ему. Никому не дано безнаказанно видеть океан таинственного… Человек остерегается этой волнующей пропасти, зондирования неисследованного, самоустранения от привычной почвы и жизни, ощущения неосязаемого, взгляда в невидимое. Но он снова и снова возвращается к нему, касается его своим локтем, наклоняется над ним, делает шаг, другой и так проникает в непроницаемое, уходя в безграничное расширение бесчисленных свойств».
Замечательное это высказывание великого писателя начертано в качестве эпиграфа на первой странице моего пухлого рабочего путевого блокнота, с которым я никогда не расстаюсь.
Пять встреч с лосем
Начало апреля 1999 года… Крохотная деревенька в ближних окрестностях Москвы… Изба-пятистенка… Я сижу в той избе за обеденным столом и беседую с хозяйкой дома Анной Сергеевной Лошкаревой, одинокой пенсионеркой весьма преклонных лет. В ходе беседы выкладываю на стол свой пухлый путевой блокнот, раскрываю его на первой странице. Поглядывая краем глаза на страницу, цитирую вслух, почти наизусть высказывание Виктора Гюго, «привязываю» его к теме нашей беседы.
