никакого дурного умысла у нас нет.
— Бросьте мне голову морочить. Ничего вы про мою жену сказать не можете. А вот как насчет вашей собственной супруги? Живем мы рядом, соседи, даже встречались, наверное, и не раз, и вдруг она так бессовестно мне налгала! Право, надо совсем стыд потерять…
— Лгала? Это моя-то жена?.. — Брови у него полезли на лоб, и вся физиономия выразила неподдельное и глубокое изумление. — Это невозможно. Немыслимо… Впрочем, оставим это… О моей жене больше ни слова, сэнсэй, пожалуйста… Иначе вы безмерно огорчите меня…
— Ах, я вас огорчу? Вы там устраиваете заговор, морочите людям голову, а я о вас — ни слова? Поразительное бесстыдство, прямо пробу ставить негде!
— Ну что уж вы так… Разве я вам не говорил? Ведь она помешанная… Да нет, говорил я вам, сэнсэй, припомните хорошенько… Как это ни прискорбно, она у меня совсем спятила.
— А вот она утверждает, что это вы спятили!
— Да… — произнес он со вздохом. — К моему великому огорчению, она в этом совершенно уверена. Так посудите сами, сэнсэй, можем ли мы, несчастные супруги, взаимно подозревающие друг друга в сумасшествии, можем ли мы, как вам угодно было выразиться, устраивать заговоры и все такое прочее?.. — Он вдруг оживился. — Это было бы поразительно… Честное слово, это было бы как во сне…
Клоунада софизмов. Калейдоскоп крючкотворства. Едва ворочая языком, холодным и вялым, похожим на снулую рыбу, я проговорил:
— Для чего же ваша супруга лгала?
— Прекратите! Я вам сказал, что не желаю слушать. Преследовать такими подозрениями наивную, чистую, как Будда, женщину… Я этого не вынесу!
— Ладно, пусть не лгала, но…
— В чем она, по-вашему, солгала?
— Она обещала прийти за вами через тридцать минут и не пришла. Согласитесь, это наводит на подозрения.
— Обещала? Она действительно обещала?
— В том-то и дело. Вы ей преданы, вы повинуетесь любому ее приказу. И когда она предложила вам как-нибудь проволынить тридцать минут…
— Вот это верно. — Он поднял плечи и хихикнул, словно от щекотки. — Я никогда ей не перечу, что бы она мне ни сказала. Очень уж мне ее жалко. Любой человек имеет право на сочувствие и понимание. И вдобавок она велит мне делать только то, что в моих силах.
— Я, собственно, о времени…
— На сколько она сейчас опоздала?
— Опоздала? Хорошо, пусть опоздала… Скоро будет пятнадцать минут.
— Всего-навсего пятнадцать минут…
— Всего-навсего! Сразу видно, что для вас они пролетели, как одна минута. А я вот испытываю некоторые сомнения, когда опаздывают на пятнадцать минут после обещанных тридцати.
— А я вот верю.
— Вы хотите сказать, что обещание будет все-таки выполнено? Что она еще, может быть, придет за вами?
— Обязательно. А как же иначе? Для опоздания была, наверное, серьезная причина. И усомнившийся сгорит со стыда, как только узнает, в чем дело…
— Ну, каждый верит, во что ему нравится…
— Хорошо. Тогда давайте сходим к нам. В конце концов вам все уже известно, скрывать мне от вас больше нечего. Как только вы увидите мою супругу, все ваши сомнения мигом рассеются. Пошли. Переодеваться не надо, это ведь прямо здесь, в этом же доме.
— Постойте. Я еще не сказал вам… Видите ли, я только что послал жену посмотреть, где вы живете, и она скоро вернется. Я бы хотел сначала послушать, что она мне скажет. Верим ли мы или сомневаемся, но уже после этого наши мнения должны совпасть окончательно.
14
Некоторое время гость пристально вглядывался в меня с таким видом, будто обозревал далекий пейзаж. Если он и злился, то ничем этого не обнаруживал. Сжав до хруста левой рукой пальцы правой, он произнес сдавленным, без выражения, голосом:
— Ясно, все понятно… Только такой ли уж это мудрый ход, сэнсэй, как вы надеетесь?
— В каком смысле? Вы хотите сказать, что мне не следовало бы доверять словам собственной жены?
— Я не смею обсуждать здесь ее интеллект и ее характер, но…
— Порядочные люди так не поступают… Свою жену вы оправдываете во всем…
— Да я вовсе не хочу сказать, будто ваша супруга — плохой человек. Наоборот, это очень впечатлительная и замечательно умная женщина. И вдобавок еще красавица. Только вот…
— Что — только вот?
— Да так, всякое приходит на ум… Говорят, что в наше время человеку верить нельзя. Я решительно против этого. Верить человеку легко. Гораздо труднее заставить другого человека поверить тебе. Вот я сейчас, сэнсэй, веду безнадежную борьбу за то, чтобы вы мне поверили… Мы привыкли мерить собеседника на свой аршин и нисколько этим не смущаемся. Естественная предусмотрительность — запастись для ближнего его собственным аршином — давно плесневеет, как старые книги в углу какой-нибудь букинистической лавки… И потому, сэнсэй, если бы даже случалось так, что супруга ваша усомнилась в вашем здравом уме… А, ладно, я вам все расскажу. В конце концов такая же судьба постигла меня самого… Только не принимайте близко к сердцу. Не надо сердиться и не торопитесь обвинять…
— Вы просто пакостник. Просить не сомневаться того, кто не сомневается, — все равно, что просить сомневаться.
— Приятные речи приятно слушать. Ибо именно сомнения являются вратами в истину. К тому же превратное мнение у вашей супруги сложилось не только о вас, сэнсэй. Даже я, человек совершенно случайный, имел несчастье внушить ей о себе неправильное представление. По какой-то причине ваша супруга… — тут он наклонился вперед и понизил голос, решила, будто я — страховой агент.
— А это не так?
— Абсурд. Не имею я к этому решительно никакого отношения. Просто моя жена вбила себе в голову, а противоречить ей нельзя, приходится, когда с нею соприкасаешься, как-то подделываться, оберегать ее, чтобы не нанести ущерба ее призрачному мирку… Но когда вот так, как ваша супруга, тебе на полном серьезе дают заказ на страхование сумасшествия, причем на довольно-таки крупную сумму, тут уж держи ухо востро…
— Страхование сумасшествия?
— Да, страхование сумасшествия. Вам приходилось о таком слышать?
— Вздорный вы болтун после этого!.. Да если бы вы не надули эту чушь ей в уши, ей бы в голову не пришла подобная глупость!
— Я… — забормотал он с видом полнейшего раскаяния, — я сказал об этом вашей супруге в шутку, просто так, мимоходом. Я вообразить не мог, что она примет все за чистую монету. Ваша супруга, видимо психоневротик. Простите за такой неожиданный вопрос, сэнсэй, но не доводилось ли вашей супруге быть свидетелем вашего особенно скандального поведения? Это могло бы пролить свет на причины ее беспокойства. Или, возможно, в ее жилах течет такая кровь…
— Можете болтать, что вам угодно. Как только жена вернется, вся ваша дешевая болтовня разлетится как карточный домик под порывом ветра!
— Да уж, ваша супруга — самый настоящий тайфун, проговорил он, трясясь от смеха, словно бы припомнив что-то. — И то сказать, такие штучки, как одиночество и неутоленные желания, подобно тайфунам, опустошают человеческие души. Когда ваша супруга обратилась ко мне, я сразу подумал, что это
