толстый председатель совхоза, весь в орденах. В дверях появилась красивая, как нарисованная, девушка, моя героиня. Говорила она на осетинском языке, а мне надо было сказать: «Здравствуйте. Я — Фатима Дадаева. Меня, по распределению после института, прислали к вам на работу».
Я словно проглотила металлический прут и не могла произнести ни единого слова. Кольцо крутилось уже пятый раз, повторяя сцену сначала, а я — тупо молчала, глядя на экран невидящим взглядом.
Мне приходилось озвучивать свои роли в фильмах, но дубляж — это совсем другое. Надо было не только «влезть в шкуру» своего героя, но и «попасть в губы».
Страничка с текстом дрожала в моей руке, кольцо продолжало крутиться, а я молчала.
Актеры, сидевшие в тон-ателье, стали перешептываться: «Ну чего она резину тянет, так мы до ночи не уйдем отсюда».
— Тишина в студии! — закричал режиссер. — Будем репетировать столько, сколько нужно.
— Но, Бейбулат Тохович!
— Я сказал тишина! Актриса входит в роль, имейте уважение!
«Какое там вхождение в роль»!
Крупные капли пота скатывались у меня из подмышек на пол. Во рту было сухо, как в пустыне Сахара. Я откашлялась.
— Дайте актрисе воды! — распорядился режиссер.
Я поняла, что больше молчать нельзя, надо или уходить отсюда, или…
«Здравствуйте, я Фатима Дадаева», — неуверенно пролепетала я.
— Молодец! — закричал режиссер. — Правильно поймала характер героини! Она робкая, застенчивая осетинская девушка. Теперь попади в синхрон!
Но это у меня никак не получалось: то — «недолет», то — «перелет».
Вдруг я почувствовала, что кто-то встал рядом со мной и взял меня за левую руку. Это была Мария Виноградова. Она сжимала мою руку в тот момент, когда мне нужно было точно попасть в артикуляцию губ моей героини.
Первое кольцо я наконец-то записала. Я поняла технику попадания «в синхрон», и дальше запись шла нормально. Режиссер остался доволен моей работой, а я не верила, что сумела справиться с дубляжом.
Как и принято, после окончания дубляжа фильма дирекция местного ТВ устроила московским артистам шикарный банкет. Выпив осетинского вина, я осмелела и призналась Марии Виноградовой, что первый раз в жизни дублировала фильм.
— А я сразу поняла это. Но ты — молодец! Хватка у тебя есть и главное — уши, ты слышишь музыку голоса своей героини: чуть выше, чуть ниже!
— Так я же выросла на сцене Большого театра!
— Это и чувствуется. И потом голос у тебя очень красивый. Помяни мое слово: ты будешь очень хорошей дубляжной актрисой!
Эту добрую и талантливую актрису, которая в критический для меня момент взяла меня за руку, научила попадать в синхрон, я считаю своей крестной матерью дубляжа.
На следующее утро вся труппа улетала в Москву.
Меня и Анатолия Кузнецова (того самого Сухова из «Белого солнца пустыни») попросили задержаться на один день для дубляжа часового фильма про любовь, в котором было два героя: он и она.
Я улетала в Москву окрыленная: «У меня получилось! Я победила!»
Через несколько дней дома раздался телефонный звонок. Режиссер дубляжа Лариса Трифонова приглашала меня на пробы в студию Союзмультфильма, на главную роль двухсерийного американского фильма для большого экрана «Неоконченная песня». Откуда она узнала обо мне и мой телефон — я не знала.
Пробы прошли успешно.
— Как только ты встала у микрофона и открыла рот, я сразу поняла, что ты — это то, что я искала на эту роль. У тебя голос красивый и не только. Есть голоса простые, плоские, за ними ничего нет, а твой голос, он, ну как бы тебе это сказать, он — с автобиографией…
У Трифоновой я отдублировала главные роли еще в двух фильмах «Побег» и «Сеньор Робинзон». Я уже крепко стояла на ногах как дубляжная актриса и получала от этой работы радость и наслаждение.
Центральное телевидение. Татьяна Пельтцер
Вскоре раздался неожиданный телефонный звонок. Звонили с телевидения.
Приятный женский голос, обратившись ко мне по имени-отчеству, представился режиссером редакции кинопрограмм Инной Давыдовной Герасимовой. Она пригласила меня на озвучивание немецкого сериала.
Я летела на Центральное телевидение как на крыльях, не испытывая ни капельки волнения, так как была абсолютно уверена в том, что уже освоила технику дубляжа. Я думала, что быстро и профессионально справлюсь с ролью, которую мне предложат.
В большом тон-ателье № 5 на втором этаже ЦТ был полумрак. На длинном столе, покрытом зеленым сукном, были установлены 5 микрофонов, лежали огромные наушники и объемные тексты, на титульном листе которых была написана фамилия актера и роли, которые ему надлежало озвучить.
Перед столом стояли большие мониторы — телевизоры, на которых шло изображение фильма.
Стали подходить актеры, с которыми я раньше не встречалась и которые впоследствии стали моими большими друзьями: Людмила Гнилова, Всеволод Абдулов, Юрий Пузырев, Артем Карапетян.
Режиссер, звукорежиссер и редактор находились в соседней комнате, изолированной от тон-ателье мощной дверью и большим звуконепроницаемым стеклом.
Общение режиссера с актерами происходило через наушники и микрофон. Последовала команда режиссера: «Начали!»
Мама дорогая, что тут началось! Перед моими глазами мелькали кадры кинофильма, в наушниках звучала немецкая речь, при появлении в кадре «твоей» героини надо было успеть перевернуть страницу и прочитать русский текст. Чтобы не пропустить реплику своей героини, надо было просматривать весь текст. Но как возможно одновременно смотреть и в текст, и в телевизор, я не понимала. Это был какой-то дурдом! Я не успевала сказать свой текст, как мне «на пятки наступал» Карапетян или Пузырев.
Я, Людвиг и актриса Людмила Гнилова во дворе «Видеофильма». 2000 год
«Ну, попала я!» Да это же не имеет ничего общего с дубляжом, где на большом экране медленно крутится одна и та же сцена или эпизод, которые можно отрепетировать и из всех дублей режиссер выберет лучшее. Теперь дубляж, по сравнению с озвучиванием, казался мне просто курортом. «Нет, с этим мне не справиться, — решила я, хотела извиниться и уйти. Но другие актеры с легкостью успевали. Люся Гнилова вообще не смотрит ни в текст, ни на экран, а вяжет свитер своему мужу-красавчику Александру Соловьеву и все успевает вовремя сказать. — Значит, все приходит с опытом…»
Я собрала в кулак всю свою волю, стараясь не проворонить свой текст.
— Стоп! — загремел в наушниках голос Инны Давыдовны. — Элеонора Болеславовна, вы разобрались с текстом? Тогда пишем!
Я старалась изо всех сил, но Инна Давыдовна снова остановила запись:
— Элеонора Болеславовна! Вы что, не слышите, что ваши героини мать и дочь говорят между собой разными голосами? Пожилая мать и молодая дочь. У нас, конечно, не дубляж, но я попрошу вас «отбиваться» голосом, сохраняя при этом характер героя! Пишем еще раз все сначала!
Я еле-еле успевала переворачивать страницы и прочитать вовремя свой текст, а режиссер еще требует от меня говорить сама с собой разными голосами!
