Из подсобного помещения послышалась до боли родная и близкая русская речь. Показавшиеся два рослых, сомнительно трезвых уже с утра грузчика вывозили контейнер с тортами. Они катили по залу железную клетку с белыми скучными коробками с видом благодетелей. Покупатели в зале оживились. Некоторые пристроились к ним и сопровождали их до места назначения.
Интеллигентная пожилая женщина в смешной, старомодной шляпке, бедно, но опрятно одетая, учтиво поинтересовалась:
— Извините за беспокойство, молодой человек, — обратилась она к одному из грузчиков, здоровенному, небритому детине лет 55, — вы не будете так любезны сказать, какие тортики?
— Трехрублевые… — буркнул он.
— Меня интересует название, а не цена, — она ближе подошла к грузчику.
— А я откуда знаю! На коробке написано, читайте! — грубо ответил он, выгружая коробки из контейнера на прилавок.
— Но я, к сожалению, не вижу без очков, — не отступала старушка.
— А я что, должен очки вам купить?
— Ну зачем же купить? Я просто забыла взять их с собой. А вы, работая в этом отделе, должны знать, какие тортики поступили в продажу!
Грузчику это явно не понравилось. Он, не поворачиваясь, через плечо оглядел ее с головы до ног.
— Слушай, ты, «шляпка»! Ты чего прицепилась? Чего ты выступаешь? Тебе что, дома поговорить не с кем, что ты с утра пораньше права качаешь, карга старая?!
Интеллигентная старушка опешила. Она никак не ожидала такого исхода диалога. Не пожелав, однако, простить публичного оскорбления своему обидчику, она, мгновенно перебрав в своем словарном запасе все ругательные слова, какие знала, вдруг неожиданно громко, на весь магазин, выкрикнула в спину уходящему грузчику:
— Козел!
Спина грузчика вздрогнула, как будто от сильного удара. Он на минуту замер, втянув голову в плечи, затем, развернувшись на 180 градусов, молча стал двигаться к старушке.
Она, маленькая и худенькая, застыла на месте и, словно загипнотизированная, широко открытыми глазами смотрела на грузчика, как кролик на удава. Он медленно подошел к ней вплотную, подумал, глядя на нее сверху вниз, чтобы с ней такое сделать, затем своими огромными, грязными ручищами взял за поля шляпки и с силой натянул ее на глаза старушке…
Старушка завизжала, запричитала. Ее обступили люди и стали помогать ей надеть шляпку обратно на то место, где ей полагалось быть. Но старый, севший от времени и стирки фетр не поддавался. Здесь, вероятно, нужна была недюжинная сила грузчика. Старушке было больно, она громко охала. Наконец ее удалось вырвать из шляпного плена. По красному, испуганному лицу ее катились слезы. Она тяжело и часто дышала. Поблагодарив граждан за участие, она быстро вышла из магазина.
Все были настолько потрясены происшедшим, что стояли некоторое время молча, как в шоке. Кто-то предложил пожаловаться администратору, той самой, с царственной осанкой и с крашеными пергидрольными волосами. Дама с грудным голосом и с черными усами сказала, что это бесполезно. Она знает и эту заведующую, и всех остальных работников этой булочной.
— Все они грубияны! — свела она, наконец, свои счеты с кассиром, многозначительно поглядев на нее. — Моей ноги здесь больше не будет! — сказала она, выходя из магазина.
Последнее слово осталось, однако, за кассиром:
— Напугала бабу му…ми. Буденный! Тебе бы шашку в руки!.. Иди, иди отсюда! Не оглядывайся!
Я хотела было выскочить из этого магазина, как вдруг увидела, как те же два грузчика поставили в противоположный угол булочной контейнер с сухарями. «Хоть сухарей взять, чтоб пустой из магазина не уходить», — решила я. Ни надписи, ни ценника на сухарях не было. Хорошо, если это ванильные или с корицей, а если горчичные, то кому они нужны? Общаться с кассиром мне больше не хотелось. В зале, кроме нее, никого не было.
Заглянув в щель между лотками с хлебом, я увидела мужчину в синем халате, выгружающего из контейнера батоны.
— Извините, — обратилась я к нему заискивающим тоном и улыбаясь во весь рот, чтобы расположить его к себе и не нарваться на грубость, — вы не подскажете, какие сухари в продаже?
— А там все написано. Читайте.
— Где?
— Внутри пакета с сухарями.
Я взяла в руки пакет, нащупала в нем крохотную бумажку и попыталась прочитать. Но даже с моим стопроцентным зрением сделать это было невозможно.
— Извините, но здесь так мелко написано, что без лупы не разберешь! Может, вы знаете, какие сухарики? — сделала я еще одну попытку, заглядывая в щель между хлебными полками и все так же улыбаясь во весь рот. В это время появившийся там же второй мужчина в таком же синем халате спросил:
— Федя, чего она от тебя хочет?
— Да, нервнобольная попалась, припадочная! Сухарей очень хочет!
Второй пожалел меня и дал совет:
— Не нервничай по пустякам, не стоит! А то рожать не сможешь!
…Сухарей мне больше не хотелось. Хлеба, кстати, тоже. Мне хотелось одного: убежища от тотального, воинствующего хамства!
Я бежала домой и думала: когда впервые случилась с нами эта большая беда?! Где?! В магазине ли, в метро, на улице?! И кто был тот первый, который решился нахамить?! Кто он?!
Мне захотелось закричать во весь голос: «Люди!!! Опомнитесь!!! Будьте людьми!!! Что же вы делаете!!! Будет ли когда-нибудь конец этому беспределу!!!»
…ждите ответа… ждите ответа… ждите ответа…
Выходной день
Сегодня у Вики — выходной день. Вернее — свободный день. Один из тех, какие бывают у творческих работников: ни репетиции, ни записи на радио, ни концерта. Можно расслабиться, отдохнуть. Она вышла из ванной комнаты и остановилась перед большим зеркалом в спальне.
— Ну-с! — сказала она, глядя на свое отражение. — Чем займемся, Виктория Сергеевна? К косметичке пойдем или, может, в сауну? Нет… пожалуй, несколько партий в теннис и затем в бассейн. После этого маленькая чашечка кофе в экспресс-кафе и — на выставку… да. Скромненько и со вкусом! — Ее забавляла эта игра в западную актрису, которая запросто может позволить себе все это.
У косметички Вика не была никогда в жизни — не позволяли ни средства, ни время. В бассейн и в баню, правда, ходила несколько раз, это недорого, но опять же время… его всегда Вике не хватало. Все свое свободное время, как, впрочем, и все наши женщины, имеющие семью, если они, конечно, не жены «слуг» народа, она тратила на постоянные, нескончаемые, отупляющие очереди — пожирающие все ее время и силы. Вот и сейчас, открыв холодильник и заглянув в него, она грустно продекламировала: «И вечный бой, покой нам только снится…»
Было 9 часов утра. Самое время приступать к операции «борьба за существование». Хорошо бы ей до прихода сына из школы в поисках чего-нибудь съестного, успеть обойти все магазины в округе. Несмотря на изнурительную, неприятную предстоящую процедуру, Вика не падала духом раньше времени. «Я в хорошем настроении выхожу из дома и в хорошем — вернусь домой», — уговаривала она себя, спускаясь в лифте и стараясь не дышать, чтобы не вдохнуть в себя специфический запах аммиака, исходящий из лужи вторичного продукта на полу.
Начала она свой поход с ближайшего продовольственного магазина. Он был пуст с утра. Мясной
