кинжала, расширил его острием края раны, из которой тотчас же хлынула кровь; затем осторожно извлек свой метательный нож, раскачивая его, словно цирюльник раскачивает негодный зуб, после промыл рану и полил ее можжевеловым соком, который, как он знал, приостанавливает воспаление, и туго перебинтовал чистыми холщовыми полосками, намазанными бальзамом.
Закончив, он приказал заикающемуся от волнения Винсенту полить из кувшина себе на руки и тщательно протер каждый палец, после чего насухо вытер ладони и погрузил их в плошку с можжевеловым настоем, что-то шепча себе под нос. Спустя некоторое время он подошел к больному и принялся делать сложные пассы руками – со стороны казалось, что он зашивает невидимой нитью края раны, не переставая бормотать заклинания. Наконец он стряхнул кисти, как если бы на них была влага, потряс ими в воздухе и устало опустился на стул.
– Я сделал все, что нужно! – бросил он недоумевающему Винсенту. – К утру у твоего брата боль утихнет, а рана затянется. Он сможет встать и будет чувствовать себя много лучше, хотя, возможно, ощутит слабость. Распорядись принести ему горячей похлебки и можешь дать немного вина. Я полагаю, что уже к полудню этот молодчик сможет снова скакать как жеребец – рана не будет его беспокоить, хотя полностью пройдет через пару седьмиц. Не забывайте раз в день ее перебинтовывать, а когда все кончится – принесите обильную жертву всемогущему Митре. Понял?
Юноша утвердительно закивал:
– Да, мой господин, я благодарю вас от своего имени и от имени Дельрига. Отныне у вас нет более преданных слуг.
– Вот это верно! – фыркнул немедиец. – Ибо если вы хоть раз разочаруете меня своим радением, то плаха Тарантии живо напомнит вам, что долги нужно платить…
ОБРАЗ ВЕПРЯ
На следующий день Амальрик вышел из отведенных ему покоев лишь к обеду. Нога почти не болела, и немедиец усмехнулся, напомнив себе не забыть поблагодарить хозяина за заботу – ведь местного лекаря прислали ему чуть свет, и тот, невзирая на протесты посланника, все утро усердно врачевал его своими жалкими компрессами. Ну что ж, пусть слух о чудесных примочках разнесется далеко по округе, ведь его пациент, недавно лежавший пластом, спустя полдня лишь едва заметно прихрамывает, говорил себе барон. Спускаясь неспешно по широкой дубовой лестнице, что вела в трапезную, он подумал, что этот костоправ пришелся как нельзя кстати, а то радушные хозяева могли бы задаться вопросом: отчего их гость, который вечером, по словам слуг, едва ковылял по дороге, пополудни порхает, словно мим на танасульской ярмарке?
Убранство зала отличалось той же грубой простотой, что и остальной дом. Привыкший к роскоши Немедии, мраморным колоннам и изразцовым полам дворцов, золотой отделке и бархатным шпалерам, барон Торский чувствовал себя здесь неуютно. Тяжелые каменные стены давили на него, суровость обстановки угнетала. Казалось, пиршественная зала амилийской твердыни не претерпела никаких изменений с тех самых пор, как десятки зим назад грубые предки барона Тиберия, обряженные в неуклюжие латы, изготовленные из бесчисленных слоев выдубленной кабаньей кожи, хлестали здесь вино из неказистых глиняных кружек, рядом с ними позвякивали уздой их боевые ширококостные кони; а похотливые оруженосцы лапали здесь же, на охапках вонючей соломы с немытых и чумазых служанок.
Что ж, аквилонцы – племя воинов, заметил он себе в который уж раз, а его чуткие пальцы уже тянулись к флакону с пачулями, надеясь вендийскими благовониями заглушить спертый воздух замка. И то, что сейчас, по вине вялого и безвольного правителя, они погрязли в лени и чревоугодии, ровным счетом ничего не значит. Придет час, и они сплотятся вновь, единым боевым отрядом, вокруг избранного вождя! Весь вопрос в том, чтобы не сплоховать и успеть предложить на эту роль самого подходящего претендента…
Пряча усмешку, немедиец вошел в зал, учтивым поклоном приветствуя хозяина дома с дочерью, чинно восседавших на разных концах длинного деревянного, потемневшего от времени стола.
Барон Амилийский поднялся навстречу вошедшему.
– А, наш дорогой гость! Присаживайтесь, прошу вас! Как хорошо, что вы смогли спуститься к нам… Я гляжу, вы совсем оправились от вчерашних потрясений. Да и хромота почти прошла…
Амальрик поклонился, сел и произнес благодарственные слова в адрес хозяина и его лекаря, отчего Тиберий заулыбался и довольно хмыкнул:
– Да уж, что ни говори, а наши сельские целители дадут сто очков разным там столичным медикусам! Да и то понятно – те ведь варят свои зелья, спаси их Митра, из какой-то гадости, я слышал, даже из лягушек, да еще и примешивают к ним какие-то гирканские порошки, вроде это так принято теперь. А что хорошего может быть у этих самых гирканцев, скажите мне, барон? Что они своими маленькими косыми глазенками могут разглядеть? Что? – И, не услышав ответа, сам продолжил: – То-то, что ничего! Не то что наши амилийские лекари. Да, по правде сказать, они и не нужны тем, кто живет на воле – ведь здесь сам воздух врачует. Обратите внимание, какой у нас воздух, барон! Небось, в Немедии такого и нет. А уж коли надобность какая в лекарствах, то пожалуйста, их тоже вдосталь. Но наши-то снадобья из чего сделаны? Да уж, скажу я вам, любезный гость, не из лягушек, конечно, прости Митра! А из самого настоящего меда, молока, можжевелового сока, коровьего масла и лесных трав. И все это освящено именем Солнцеликого, оттого и врачуют эти бальзамы получше всяких городских порошков…
Пока старый воин вещал о пользе сельской жизни, Амальрик осмотрелся по сторонам. Сыновей Тиберия отчего-то не было, а его дочь Релата, одетая в скромное домотканое платье, тихо сидела на своем месте, не решаясь прерывать словоизлияния папаши, которые, как догадался посланник, ей приходилось выслушивать каждый день не раз и не два.
– … Но что это я все о лекарствах да о лекарствах, – осадил сам себя Тиберий. – Сейчас вот мои шалопаи подойдут, и приступим к трапезе. Беда с этой молодежью, барон. Скоро стукнет по двадцати зим, а все одно на уме: девки, кости да выпивка! Что ни говори, а мы-то были другими. Уважали честь рыцарскую, чтили государя и готовы были жизнь положить за отечество! А нынешние, если, не приведи Митра, начнется война, так они же все попрячутся по амбарам, вместо того чтобы защищать свои земли. Вот и сейчас, где, скажите мне, Эрлик их носит? Они отправились поглазеть на сраженных вами бандитов, но это было уже давно, пять раз можно было бы обернуться.
Немедиец усмехнулся про себя, подумав, что добить раненого с непривычки может занять немало времени, а посему старый ворчун неправ – уж кто-кто, а его сыновья в настоящий момент занимаются самым что ни на есть ратным делом…
Он посмотрел на Релату и заметил, что девушка бросила укоризненный взгляд на отца: ей, видно, не понравилось, что глава семейства так честит ее братцев при постороннем.
– Но расскажите-ка нам, барон, как вам удалось справиться с такой оравой – слуги говорили мне, что их было с дюжину… Примите мое восхищение, месьор! Это, право, удивительно, ведь, на первый взгляд, вы такой, такой… – Он замялся, подбирая слова, ибо, в представлении ветерана аквилонских ристаний, не к лицу было отчаянному рубаке нюхать склянки с благовониями, умащивать лицо душистыми бальзамами и убирать волосы под разные там золоченые сетки.
Немедиец тонко улыбнулся и сделал вид, что не заметил смущения амилийского вельможи.
– Уверяю вас, барон, это было совсем нетрудно. Все началось с того, как… а, впрочем, подождем, пока вернутся ваши сыновья.
Тиберий согласно кивнул. Некоторое время они сидели в молчании. Релата, хрупкая синеглазая девушка с тяжелыми медовыми косами, так непохожая на братьев, задумчиво катала по столу шарики из хлебного мякиша. Лишь один раз она подняла голову – на шум шагов за дверью, но, заметив, что то был всего лишь Ораст, еще более бледный и измученный, чем обычно, спешно отвела глаза. Жрец, прослышав, что приехал его спаситель, изменил своим привычкам и вышел к обеду. Он был по своему обыкновению учтив и немногословен, но от внимания Амальрика, однако, не ускользнул полный горячечной страсти взгляд, каким бывший жрец окинул девушку. Похоже, кроме занятий магией, нашего друга увлекло здесь и кое-что еще… иронично заметил он про себя.
Некое тревожное предчувствие кольнуло его при этой мысли, однако он не придал ему значения. Наверняка, при необходимости, девушка сумеет постоять за себя… Но от дальнейший раздумий на эту тему немедийца отвлекло появление двух молчаливых молодцов, как две капли воды похожих друг на друга, с
