хорь. Издревле провинция Торен была аквилонской. Однако зим двести назад бельверусский король Брюнган сумел отвоевать ее у «жемчужины запада». С тех пор она стала на немедийский лад зваться Торой. Эрлик ведает, в каких пыльных манускриптах этот ловкач откопал давнишнюю историю, но нельзя не признать, что она пришлась как нельзя кстати. Сейчас он будет играть на патриотических чувствах собравшихся, словно шут на дудке. И в конце концов выяснится, что в его жилах течет аквилонская кровь, и он жизнь готов положить за процветание утраченной родины!
С лица барона не сходила улыбка. Он чувствовал, что полностью овладел умами слушателей, и это придавало ему уверенности. Он потер свои холеные руки.
– Это давняя история, благородные нобили! Мало кто помнит, что было время, когда провинция наша принадлежала не суровой мачехе Немедии, но ласковой, плодородной матери Аквилонии. В жилах моих подданных и моих собственных течет аквилонская кровь! И для торцев нет большего счастья, чем вновь воссоединиться с давно утраченной родиной! Вера в то, что это произойдет, передается, точно священная реликвия, из поколения в поколение. Торцы жаждут мести! Они готовы сражаться до последнего с немедийскими собаками за счастье и процветание родного края!
Тут неплохо было бы смахнуть слезу, подумал Троцеро. Слезу счастья. Мол, вот наконец я здесь, среди своих братьев… Ишь, какой аквилонец выискался!
Изумленный ропот встретил это заявление: видно, благородные нобили плохо знали историю собственной страны. Однако Троцеро видел, семена попали на плодородную почву – в большинстве своем заговорщики склонны верить барону. Глупцы! Неужели они искренне думают, что кто-то и в самом деле не может жить счастливо, без того чтобы не присоединиться к их державе… как пришлось то, против воли и вопреки здравому смыслу, сделать Пуантену. Хотя эти жирные каплуны, должно быть, и по сей день уверены, что для его графства это было величайшим счастьем и гордостью!..
Однако Троцеро тут же одернул себя. Хватит! Что вспоминать о былом! Решение о союзе с Тарантией было вполне продуманным и единственно возможным с его стороны, – и нечего больше думать об этом! Лучше повнимательнее слушать, какую еще кудель собирается плести этот удалец!
А Амальрик тем временем заливался почище знаменитых зингарских соловьев. Послушать его, в Торе у женщин не просыхали от слез подолы, так рыдали они по Аквилонии, а мужчины ложились и вставали с ее именем на устах… Однако, не надо было быть пророком, чтобы понять, что все это не более чем красивые слова. А дальше последует нечто куда более конкретное.
– Мы ненавидим Немедию не меньше вашего, – внушал он примолкнувшим аквилонцам. Те, похоже, в мечтах уже проходили торжественным парадом под триумфальной аркой, воздвигнутой по случаю покорения Бельверуса… – И если армии Аквилонии двинутся на север, Тора откроет вам тайные горные перевалы, по которым вы сможете пройти и ударить в тыл войскам Нимеда.
Он поднял голову, разыскивая взором командира Черных Драконов.
– Ведь это наш единственный шанс – не так ли, месьор Альвий? Я надеюсь, вы подтвердите мои слова. Может быть, вы не искушены в дипломатии, но что до военного искусства, то здесь вам нет равных…
То, что он обратился к человеку, первым выказавшему посланнику свое недоверие, придало вес его утверждениям, особенно когда старый гвардеец неохотно пробурчал в ответ, явно страдая, что приходится соглашаться с врагом, но не видя возможности опровергнуть его слов:
– Это так, немедиец! Если торцы проведут наш авангард тайными тропами, война будет выиграна…
Троцеро восхитился искренностью этой сцены. Да, видно, опытный кукловод дергал ниточками, если уж угрюмый Альвий, и тот согласился принимать участие в этом спектакле.
– Но на границе с Торой находится Астейская вотчина. Это земли принца Тараска, родственника немедийского короля. Его знаменитая кавалерия охраняет державу с запада. И наши прославленные войска, изможденные переходом через горы, падут под палашами конников Тараска! – возразил чей-то резкий голос.
Троцеро наморщил лоб, вспоминая. Похоже, это Рогир из Гандерланда. Что ж, вопрос прямо в точку! Интересно, как будет изворачиваться этот бельверусский уж?
Улыбка Амальрика сделалась еще шире. Казалось, что он только и ждал этого вопроса. Впрочем, через мгновение граф понял, что так оно и было.
Немедийский дуайен повернулся к своему молчаливому спутнику.
– Прошу, Ваше Высочество!
Словно молния сверкнула в голове Троцеро. Митра! Это же принц Тараск! Собственной персоной! Да, немедиец, воистину, достоин восхищения. Это лучший спектакль, который ему доводилось лицезреть за всю свою жизнь!
Возбужденный гул голосов заглушил дальнейшие слова Амальрика. Видно было, что аквилонские нобили ошеломлены. Еще бы – два знатных немедийских воителя предлагают им свои мечи, свои армии и свои земли! И почти подносят на бархатной подушке ключи от Бельверуса! Есть от чего прийти в смятение даже самым рассудительным умам!
Троцеро понимал, что многие из них не так глупы, как хотят казаться, и знают настоящую цену всем тем уверениям, будто бы Тора только и грезит об Аквилонии. Кому там грезить? Крестьянам? Им все равно кому платить подати. Что Вилер, что Нимед – им все едино! Но заговорщикам было выгодно поверить этой сказке. Еще бы! Им любезно предоставляют возможность перегрызть глотку северному медведю – Немедии. Эх, если бы сбросить пару десятков зим, глядишь, он бы и сам не отказался помахать мечом… Но эта война не имеет ничего общего с низвержением Вилера. Почему об этом никто не говорит ни слова?
Тараск раскланивался, словно канатный плясун после выступления. Было видно, что этот коротышка падок на лесть. Между тем ропот одобрения показал, что слова Амальрика пришлись всем по душе. Похоже, до сих пор вся эта затея с заговором не представлялась собравшимся чем-то реальным, они сами мало верили в успех предприятия, но несколько слов изменили все. Победа, вожделенная, недосягаемая прежде, была прямо перед ними, – протяни руку и возьми! Золото, земля, власть, – все подарил им немедиец несколькими словами. И пьянящее ликование от грядущих побед, безрассудное и слепое, охватило их. Молодые звенели мечами, хлопали друг друга по плечу, старшие сдержанно улыбались… Но слова «война» и «победа» были у всех на устах.
Именно этот миг выбрал граф, чтобы переменить позу, ибо последние несколько минут лишь чудовищным напряжением воли ему удавалось хранить неподвижность. Пальцы соскальзывали с камней, точно намасленные; ноги ныли от напряжения, и острая боль пронзала их мириадами острых игл. Даже дышать становилось тяжело, и мутилось в глазах… он едва не терял сознания от нечеловеческих усилий, которые ему приходилось прилагать, чтобы удержаться на месте.
Но теперь, сказал он себе, можно рискнуть. Они все настолько обезумели, что не видят и не слышат ничего вокруг. Должно быть, даже если кладка сейчас обвалится под ним, они и то не обратят внимания. Бряцание мечей и боевые трубы заглушили все мирские звуки, – ему и самому знакомо было такое состояние, и он был уверен, что еще какое-то время каждый из них будет глух ко всему, что не кричит о победе и грядущих битвах… Пора!
Подтянувшись на руках, граф навалился на край кладки. Это был самый опасный момент, – голова его отчетливо показалась над стеной, – но он не мог иначе; необходимо было хоть на миг дать отдых пальцам. Затем он осторожно начал сползать чуть левее, туда, где уже присмотрел удобную ложбинку, откуда вполне может увидеть все, что последует…
Ба-бах!
Это с чудовищным, оглушительным грохотом обвалился расшатавшийся камень, на который опирался граф. Град мелких камешков нескончаемым потоком посыпался следом. Оглушенный, Троцеро на мгновение был обездвижен. Это было настолько неожиданно… Он не мог сообразить, что делать. И вместо того, чтобы немедленно спрыгнуть вниз и пуститься наутек, замер, распластавшись на камнях, точно пытаясь слиться с ними, в жалкой попытке восстановить равновесие.
В первый момент никто не понял, что произошло – он верно оценил состояние заговорщиков. Они лишь застыли, как и он сам, в испуганном недоумении, тревожно озираясь по сторонам, пытаясь установить источник угрозы. И лишь один человек среди всеобщего замешательства сохранил присутствие духа.
– За нами следят! Сюда! Держите его! – раздался громовой голос немедийца. В то же самое мгновение он сделал странное движение, словно махнул кому-то рукой, – и тонкий, пронзительный свист разорвал тишину. Троцеро не сдержал крика. Что-то острое, точно клык ночного хищника, вонзилось ему в плечо. Он
