голосом.
– Ты хочешь сказать, что Садуко со всеми своими воинами перешел на сторону Сетевайо? – возбужденно спросил я.
– А что же иначе, Макумазан? Садуко – изменник, Умбелази – конченый человек!
Я опустился на камень и застонал. Теперь все мне стало ясно.
Вскоре из рядов узуту поднялись дикие торжествующие крики, и снова их воины, подкрепленные полками Садуко, начали свое наступление. Умбелази и его приверженцы – их было теперь не более восьми тысяч человек – не дожидались атаки. Они обратились в позорное, беспорядочное бегство. Благодаря своей численности они пробились сквозь редкие ряды левого фланга узуту и побежали позади нас, направляясь к берегам Тугелы. Задыхаясь от быстрого бега, взбежал к нам на сопку гонец.
– Вот слова Умбелази, – с трудом проговорил он. – О Макумазан и о Мапута, Умбелази умоляет вас удержать Узуту и дать таким образом ему и тем, кто держит его сторону, время спастись с женщинами и детьми в Наталь. Его полководец Садуко изменил ему и перешел с тремя полками на сторону Сетевайо, а потому мы не можем больше бороться против нескольких тысяч противника.
– Пойди скажи Умбелази, что Макумазан, Мапута и полк амавомбов сделают все, что только возможно, – спокойно ответил Мапута. – Однако вот наш совет ему: пусть он торопится перейти Тугелу с женщинами и детьми, потому что нас мало, а воинов Сетевайо много.
Гонец побежал прочь, но, как я слышал впоследствии, он так и не достиг Умбелази, потому что бедняга был убит недалеко от того места, где мы стояли.
Затем Мапута скомандовал, и амавомбы построились тройной шеренгой: в первой и второй шеренге было по тысяче триста человек, в третьей – около тысячи, а за третьим рядом шли носильщики, от трехсот до четырехсот юношей. Мне было назначено место в самом центре второй шеренги, которое я и занял верхом на лошади.
В таком порядке мы двинулись вперед налево от нашей позиции, очевидно, с целью встать между бегущими изигкозами и преследующими их узуту или, если последние захотели бы нас обойти, то угрожать их флангу. Полководцы Сетевайо недолго оставляли нас в сомнении относительно того, что они намерены делать. Главный корпус их армии повернул направо, преследуя бегущего врага, а три полка, из которых каждый был в две тысячи пятьсот копий, остановились. Может быть, прошло пять минут, пока каждый полк выстраивался тоже тройной шеренгой, как и мы.
Мне эти пять минут показались очень долгими. Я думал, что, по всей вероятности, это были последние минуты моей жизни. Я не мог ни на чем сконцентрировать своих мыслей. Я окинул ряды ветеранов- амавомбов и заметил, что у них был торжественный вид, как у людей, приготовившихся к смерти, но не было в них и признака страха.
Мапута прошел по рядам, отдавая приказания начальникам. Он подошел к тому месту, где я и Скауль сидели верхом на лошадях.
– А! Я вижу, что ты приготовился, Макумазан, – сказал он веселым голосом. – Я говорил тебе, что ты не уйдешь отсюда голодным! Разве я не был прав?
– Мапута! – сказал я тоном увещевания. – Какая польза от нашего выступления? Умбелази разбит, полк амавомбов не принадлежит к его войску. К чему же посылать всех этих, – я указал на ряды амавомбов, – в царство теней? Почему не двинуться к реке и не попытаться спасти женщин и детей?
– Потому что нам нужно забрать в царство теней как можно больше этих. – И он указал рукой на густые ряды узуту. – Но, – прибавил он с оттенком недовольства, – наши распри тебя не касаются. У тебя и у твоего слуги есть лошади. Вы можете еще ускакать, если во весь дух помчитесь к нижнему броду, и можете спасти вашу жизнь.
Тогда самолюбие заговорило во мне.
– Нет, – ответил я, – я не хочу удирать, когда другие будут сражаться!
– Я никогда и не думал, что ты удерешь, Макумазан. Я уверен, что ты не хочешь, чтобы тебе дали новое, позорное прозвище. Амавомбы тоже не удерут, чтобы не сделаться посмешищем всего народа. Король приказал нам попытаться помочь Умбелази в случае, если боевое счастье повернется против него. Мы повинуемся приказу короля, умирая на своем посту… Макумазан, думаешь ли ты, что можешь попасть в того грозного молодца, который осыпает нас оскорблениями? Ты меня весьма обяжешь, потому что он мне очень не нравится. – И он указал мне на воина, храбрившегося перед первыми рядами противника и посылавшего по нашему адресу громкие ругательства. Расстояние до него было не менее шестисот метров.
– Попытаюсь, – ответил я, – хотя это далеко. – Я слез с лошади, вскарабкался на кучу камней и, приложив ружье к верхнему камню, навел мушку, прицелился и, затаив дыхание, спустил курок. Секунду спустя обидчик взмахнул руками, уронил копье и упал лицом на землю.
Крики восторга вырвались у следивших за выстрелом амавомбов, а старик Мапута захлопал в ладоши и ухмыльнулся во весь рот.
– Благодарю тебя, Макумазан. Очень хорошее предзнаменование. Теперь я уверен, что наш конец будет доблестный, а это все, на что мы можем надеяться. Какой замечательный выстрел! Прощай, Макумазан! – И он сжал мне руку. – Час пробил! Я иду повести полк в атаку. Амавомбам отдан приказ защищать тебя до последней капли крови, потому что я хочу, чтобы ты видел конец битвы. Прощай!
И он поспешил в сопровождении начальников отдельных отрядов. Живым я его больше не видел.
Я же зарядил снова ружье и сел на лошадь. Я не хотел стрелять больше с такого далекого расстояния, боясь испортить свою репутацию.
Прошла минута, и первый полк противника начал наступать. Остальные два полка сели, чтобы показать, что они не хотели портить игры. Сражение должно было начаться поединком между шестью тысячами людей.
– Проучим мы этих мальчишек, – прошептал воин, стоявший рядом со мной.
Несколько секунд царила тишина. Воины наклонились вперед между изгородью тонких и грозных копий. Затем шепот пробежал по шеренгам; он звучал, как шум ветра среди деревьев – это был сигнал готовиться к бою. Затем вдалеке раздалась громкая команда, подхваченная несколькими голосами впереди и позади меня. Я заметил, что мы двигались, сперва медленно, затем скорее. Сидя верхом на лошади, я мог видеть
