– Сто сорок один.
– Отдыхайте. Утром я пришлю еще двадцать.
– Патроны, – умоляюще произнес Лесень.
– Будут.
И в Банке положили трубку.
Тотчас вышла хозяйка, уже без фартука.
– Прошу к столу, пан.
– Я… умоюсь? – нерешительно спросил Лесень.
Она сделала широкий жест в сторону ванной. Там работал кран. Текла вода. Имелся кусок мыла.
Лесень снял потный китель, скинул штатскую рубашку в полосочку, намылил волосы. Женщина терпеливо ждала. На столе соблазнял котелок, сильно пахнущий вареной картошкой.
Лесень вышел взъерошенный. Извинился. Женщина махнула рукой и улыбнулась.
Лесень нехотя покинул квартиру. Бойцы сидели на мостовой и зевали.
– До утра отдыхать кто во что горазд, – сказал Лесень. – Командование знает, завтра будет подкрепление… вообще, все – завтра.
Бойцов быстро разобрали жители близлежащих домов. Всем хотелось узнать из первых рук, как обстоят дела, когда прогонят немцев, где нынче Рокоссовский и что у него в голове. Интересовались ходом боев, личными переживаниями, конкретными подробностями и намерениями союзников.
Женщина, приютившая Лесеня, сама ела мало – подкладывала гостю кусочки, приговаривала:
– Ешьте, ешьте – у меня и сын, и муж в войске.
Лесень безмолвно поглощал горячую картошку. Плохо смытое с волос мыло покалывало кожу головы. Потом, все так же безмолвно, он уронил голову на стол и заснул.
Проснулся Лесень в постели. На стене тикали часы. Из часов высунулась пестро раскрашенная птичка и жестяным голосом прокуковала восемь раз. Лесень сел на кровати, потер лицо ладонями.
Заслышав движение в комнате, вчерашняя пани стремительно вышла из кухни, все в том же милом домашнем платье. Она как будто и не ложилась.
– Мне так неловко, – пробормотал Лесень.
– Я собрала вам тут с собой, – как ни в чем не бывало сказала женщина, показывая маленький узелок. – Правда, совсем немного. Сыр, хлеб, сахар. Вот только чай кончился.
Лесень, страдая, сполз с кровати, побрел умываться. В голове все гудело, как с перепоя. Из ванной он показался уже совершенно одетым, подтянутым и строгим.
– От всей души благодарю вас за все, – обратился он к женщине.
Та перекрестила его и, выпроводив, с сожалением закрыла за его спиной дверь.
На улице перед домом уже топтался молодой человек с повязкой на рукаве и автоматом за плечом. Еще два десятка (как и обещал голос из Банка) расположились поблизости, обсидев шаткие столики уличного кафе. На мостовой стоял ящик. Между щелей фанеры проглядывала промасленная бумага – вожделенные патроны.
– Это вы – Кастусь? – набросился молодой человек на Лесеня.
Тот слегка отступил.
– Могу взглянуть на ваши документы? – холодновато осведомился Лесень у молодого человека, хотя на его повязке, честь по чести, имелась хорошо оттиснутая официальная печать.
Тот четким жестом подал ему мятый листок.
– Прошу.
Лесень быстро прочел фамилию – «Баркевич», кивнул. Укладывая листок обратно в нагрудный карман, Баркевич, в свою очередь, спросил:
– А ваши?
– Что? – не понял Лесень.
– Документы, пан Кастусь!
– О, прошу!
Со стороны Мариана Баркевича это была, конечно, наглость, но Лесеню не хотелось ссориться. На «Армию Людову» Марек отреагировал так же, как и все: высоко и как бы в недоумении задрав бровь. Затем его лицо непонятно изменилось. Возвращая документы, Марек с любопытством оглядывал нового командира.
– Кастусь, – повторил он, как бы в раздумьях. – Стало быть, вы – Константин Лесень!
Лесень чуть насмешливо щелкнул каблуками.
– Имею такую честь.
Марек никак не отнесся к иронии собеседника. Он невежливо отвернулся и завопил, обращаясь к молодым людям за столиками:
