– Мне кажется, я когда-то его встречала, – заметила девица Гиацинта.
Ее неожиданно поддержала Мэгг Морриган:
– Забавно! И мне так кажется.
– Да, это очень необычно, – согласился философ.
– А что такого? – возразил Кандела. – Небось, бродит со своими кукляшками по всему белу свету…
– Я думаю, – тихо заметил брат Дубрава, – что каждый из нас когда-то встречал его.
– Только не я, – заявил Кандела.
– Ничего удивительного, – ядовито сказал Гловач.
– Тебя, Кандела, могила исправит, – добавил пан Борживой.
Заснули нескоро, разговаривали шепотом, боясь потревожить сон незнакомца.
Освальд фон Штранден проснулся на рассвете и отправился на берег – любоваться красотами. Виднейшие теоретики счастья утверждали, что вдумчивое и безмятежное созерцание видов природы есть один из важнейших компонентов счастья. Это открытие было сделано несколько веков назад и кочевало из одной диссертации в другую. Штранден стал первым в длинной череде исследователей, кому довелось проверить это на собственном опыте.
Перед рассветом ветер стих. Гладкая, как зеркало, вода отражала розоватое небо. Стволы сосен казались красными. В траве пестрели цветы. Эти поздние осенние цветы вызывали у философа странное умиление. Наклонившись, он понюхал один из цветков, бледно-голубой, источающий слабый аромат дыни.
Неожиданно Штранден чихнул. Потом еще раз. И еще. Радуясь, что находится в стороне от лагеря, он высморкался, но это не помогло. Философ весь обчихался, пока дошел до костра.
Большинство его спутников еще спали, поднялись только ранние пташки – Мэгг Морриган, Зимородок и Дубрава. Дубрава ушел созерцать, а Мэгг Морриган готовила «чайный» напиток из какого-то древесного гриба.
Штранден подумал, что ему станет легче, если он выпьет горячего, но и это не помогло. Он чихал с завидным постоянством и вскоре перебудил весь лагерь.
Проснулся и Косорукий Кукольник.
– Цветочки с утра пораньше нюхаем? – зашипел он.
– А что, нельзя? – огрызнулся Штранден в перерыве между чихами.
– Да на здоровье! – фыркнул Кукольник. – Сами же и виноваты. Теперь ждите, пока не прочихаетесь. Она к берегу и близко не подойдет.
– Почему? – спросила Марион.
– Боится, когда чихают, – объяснил Косорукий Кукольник.
– Кто «она»-то? – осведомился Зимородок.
– Большеухая Берта, – был ответ.
Штранден зажал себе нос и долго-долго не дышал. Затем оглушительно чихнул несколько раз подряд.
– Вы хоть считали их, милейший мыслитель? – с досадой спросил Кукольник.
– Кого? – не понял Штранден.
– Чихи!
– Зачем их считать?
– Чтобы знать, сколько осталось… Цветочек такой бледненький, голубенький, да?
Штранден скорбно кивнул.
– Четыреста шестьдесят два чиха, – объявил Косорукий Кукольник. – Ни чихом больше, ни чихом меньше. Об этом пишет известный исследователь природы Минимус Сидониус в своем философско- поэтическом трактате «Оборванные лепестки, или О растениях-раздражителях». Неужто не доводилось изучать?
Несчастный Штранден покачал головой.
– Ничего, ничего, – утешил его Кукольник. – Опыт – мать науки.
– А теория? – спросил Штранден, чихая. – Теория науке кто?
– Отец! – твердо сказал Кукольник.
Тут у Штрандена пошла носом кровь, его поспешно уложили, подсунули под шею полено. Мэгг Морриган сказала, что сделает холодную примочку. Девица Гиацинта порывалась оторвать для этих целей подол своей рубахи, но у лесной маркитантки нашелся прозаический лоскуток.
Вскоре Штранден уже лежал с примочкой и чихал, чихал…
Наконец чих иссяк.
Понадобилось еще полчаса, чтобы Косорукий Кукольник в это поверил, а незадачливый философ – окончательно пришел в себя. Наконец все вышли на берег, по-прежнему недоумевая: кто такая Большеухая Берта.
Кукольник пронзительно свистнул. Звук далеко разнесся над водами Красной реки.
