Она оглянулась по сторонам и села прямо на пол, у его ног.
– Ты плохо слушала отца Якоба, Рехильда Миллер, – сказал Иеронимус. – Конечно, мне трудно винить тебя. Отец Якоб косноязычен, хотя чист душой и, несомненно, является достойным пастырем Оттербахского рудника.
– Избавь меня от проповедей, святоша, – прошептала Рехильда Миллер.
– Я всегда был противником проповедей, – невозмутимо сказал Иеронимус фон Шпейер. – Было сказано Слово, нет смысла передавать Его своими словами, которые все равно будут хуже однажды изреченных.
И раскрыл библию.
Начал читать.
Не по-латыни – на своем родном языке. Поначалу Рехильда даже не поняла, что именно он читает. Потом сказала – и ужас ее возрос многократно:
– Это же запрещено!
– Срал я на все, что запрещено, – оборвал ее Иеронимус. – Я хочу, чтобы ты поняла. Если сказанное на латыни Слово не трогает тебя, я передам Его на языке, который будет тебе понятен.
– Это ересь, – сказала Рехильда, не веря собственным ушам.
И надежда затеплилась в ней.
– Даже ересь может послужить доброму делу, – ответил Иеронимус. – Иначе зачем Бог попускает ее существование?
Он продолжал пересказывать Священное Писание, на ходу перекладывая его на свой язык. Оба вскоре забыли, где находятся, завороженные книгой. Иеронимус охрип, но даже не заметил этого, заново открывая для себя каждое слово. Он понял, что ошибался, самонадеянно полагая, что знает все четыре евангелия наизусть.
В тюремной камере, где разило прелой соломой, блевотиной, потом, на лавке из неструганых досок, при свете маленькой свечки заново рождались великие слова. Монах читал, ведьма слушала.
Потом не стало ни монаха, ни ведьмы.
Слово «Чародеи» разрушило странное состояние полусна, полуяви, напомнив о том, что происходит на самом деле.
Камера.
Ведьма.
Инквизитор.
Библия, прочитанная на немецком языке. Искаженная.
Агеларре, должно быть, помирает со смеху.
Иеронимус отложил книгу, прокашлялся и понял, что сорвал голос.
Первый солнечный луч уже проник в город, гуляет по начищенным медным сковородкам Доротеи Хильгерс, золотит солому в растрепанных волосах Рехильды Миллер.
Рехильда спала на полу у ног Иеронимуса. И когда он увидел ее прекрасное умиротворенное лицо, он заплакал.
…Дабы обвиняемая Рехильда Миллер из Раменсбурга спасла свою душу и миновала смерти ада для души, мы пытались обратить ее на путь спасения и употребляли для этого различные способы. Однако, обуянная низкими мыслями и безнадежно совращенная злым духом, означенная Рехильда Миллер предпочла скорее быть пытаема ужасными вечными мучениями в аду и быть телесно сожженной здесь, на земле, преходящим огнем, чем, следуя разумному совету, отстать от достойных проклятия и приносящих заразу лжеучений и стремиться в лоно и к милосердию Святой Матери-Церкви. Так как Церковь Господня ничего более не знает, что она еще может для обвиняемой сделать ввиду того, что она уже сделала все, что могла, мы присуждаем означенную Рехильду Миллер к передаче светской власти, которую нарочито просим умерить строгость приговора и избегнуть кровопролития.
Часть третья
Дорога
Бальтазар Фихтеле долго ходил вокруг толстых стен доминиканского монастыря, где, как ему сказали, разместился инквизиционный трибунал. Жители Хербертингена посматривали на Бальтазара с опаской: чуть не по пояс забрызган дорожной грязью, вооружен длинноствольным пистолетом, нескладный долговязый детина. Да еще разыскивает инквизиционный трибунал.
Новость о прибытии чужака мгновенно облетела все кварталы, прилегающие к монастырю, и когда Бальтазар направился туда, его провожали десятки глаз – любопытствующих, встревоженных. И шепоток. Посланец из Рима?.. Важная персона, прибывшая с вестями?.. Раскрыто новое злодейство дьяволопоклонников?..
Бальтазар, естественно, ничего этого не замечал. Шел своей нелепой походкой, раскачиваясь и размахивая руками, погруженный в свои мысли, пока не уперся длинным носом в толстую монастырскую стену. Поднял глаза.
О деяниях Иеронимуса фон Шпейера в Хербертингене он был уже наслышан. Местные кумушки страшным шепотом перечисляли имена сожженных ведьм. Мракобес с нескрываемым удовольствием отправил на казнь двух повитух, промышлявших изъятием младенцев из чрев непотребных девиц. Припугнул заодно и самих девиц. Кроме того, за Мракобесом и его товарищем, Гаазом, числилась целая секта бесноватых баб, занимавшихся коллективными радениями и онанизмом и промышлявших по округе порчей и
