Андрей Степанович чуть покраснел. В пылу погони за брошкой он совершенно забыл о деньгах. Ему почему-то казалось, что важно вернуть саму вещь, а не выручить за нее сумму.
– Вы знали этих людей? – спросил Маюр у своего клиента.
Тот взял брошку и некоторое время рассматривал ее. Затем вздохнул.
– Да, – промолвил он, – это совершенно. – И поднял на ювелира глаза. На сей раз они не казались неприятными. Усталые серые глаза человека, который время от времени сталкивается с трудными, практически неразрешимыми задачами. – Конечно, я знал их. Они просили моей помощи, и я обратился к вам, как к единственному человеку, способному выполнить подобное поручение.
Маюр неожиданно почувствовал себя польщенным.
– Да? – пробормотал он. – И кто вам такое обо мне сказал?
– Слухи, – заказчик махнул рукой.
– Кто они, те люди?
– Собственно, они не люди… Они хотели вернуться. Им требовалась схема. План. Понимаете, они не могли вернуться просто так. Необходимо было наитие, поиск, нахождение. Но важнее всего – схема. Вы следите за мыслью?
Человек в машине разволновался, полез в карман, сделал попытку закурить, но сломал сигарету и раскрошил ее в пальцах.
– Я слежу, но не совсем понимаю, – сказал Маюр.
– Им требовалась схема. Что тут непонятного? – нетерпеливо сказал заказчик.
– Схема. Это понятно, – кивнул Маюр.
– Они признают только драгоценные металлы. Нарисованное на бумаге или на земле для них ничего не значит. Линия должна быть материальна. Иначе они попросту ее не увидят. Понимаете? Они должны иметь возможность потрогать линию, прикоснуться к ней, ощутить ее объем, ее реальность.
– Ясно, ясно… – поддакнул Маюр. Ему действительно кое-что было ясно. Если рассматривать ситуацию в расчлененном виде. Каждый ее элемент был понятен. Но в единое целое картина все равно не складывалась.
– Путь домой, – продолжал человек в машине. – Схема для возвращения. Вы интуитивно сотворили именно то, что требовалось. Кое о чем, полагаю, вы догадались, когда смотрели мне в глаза. Мне это не понравилось, но сейчас я готов признать вашу правоту.
– Я создал не брошку, а схему для их возвращения домой, да? – уточнил Маюр.
– Я только что это сказал, не так ли? – Заказчик чуть удивленно поднял брови.
– Да, да, именно… – Маюр закивал. Он боялся рассердить клиента. Ему ужасно хотелось знать больше обо всей этой истории.
– Для того, чтобы произвести «нуль-транспортацию» – или как там это называется, – человек брезгливо поморщился, поскольку термин, заимствованный из фантастических сериалов, вызывал у него оскомину, – словом, для мгновенного перемещения сквозь пространство-время им было необходимо видеть цель своего пути. Физически видеть. Если угодно, визуально наблюдать. Это понятно?
– Цель. То есть – двойную звезду в созвездии Лебедя?
– Ну, я не знаю, не знаю, не знаю я, какая там звезда и в каком созвездии, – сказал человек в машине. – Они называли ее Алигьяга.
– Совершенно алеутское слово! – восхитился Маюр.
– Вот и превосходно, что алеутское. Ваша схема безошибочно привела их к планетарию, а в планетарии они сумели наконец обрести желаемую цель – и таким образом произвели транспортацию. Ничего сложного, как видите, – заключил клиент.
Маюр медленно покачал головой.
– Разумеется, это несложно… Но если им с самого начала требовалось попасть в планетарий, – для чего же было прибегать к такому многоступенчатому плану?
– А как, по-вашему, они должны были поступить? – осведомился заказчик Маюра. Вид у него сделался откровенно недоумевающий. Судя по всему, Маюр все-таки сумел сбить его с толку.
– Возможно, – сказал Маюр, – было бы достаточно просто спросить.
Он махнул рукой в знак прощания и неторопливо зашагал прочь по аллейке. Человек в машине еще долго с удивлением смотрел ему вслед.
Призраки Народного дома
– Между прочим, ты напрасно не веришь, – сказал студент Филькин Андрюше Кошакову.
– Как можно верить человеку с фамилией «Филькин»? – вопросил свидетель их разговора, Гора Лобанов.
Лобанов был холеный мальчик из состоятельной питерской семьи. Филькин тоже был питерский, но при этом неуловимо напоминал драную кошку. Это была, впрочем, типично питерская кошка – знающая себе цену и обладающая определенным снобизмом.
А вот Андрюша Кошаков приехал из Рязани. Он не был ни более простодушным, ни менее образованным, чем его сотоварищи; но внутренний ритм, диктующий ему поведение, был каким-то иным. Особенно если сравнивать с Филькиным. Тот вообще отличался беспокойным нравом.
Кошаков снимал комнату неподалеку от Александровского парка, а учились все трое в тетральном институте. Будущая жизнь представлялась им различно: Гора Лобанов видел себя киноактером, играющим в
