– Там, и там, и там… – Бырохх сделал несколько неопределенных жестов, как бы желая охватить движением руки половину обитаемого мира. – Не помню где.
– У меня больше нет сестры, – произнесла Скельдвеа печально.
– Ну да? – удивился Бырохх. – А кто же тогда была та фэйри, что подарила мне свой ноготь?
Он не ожидал, что угадал настолько хорошо. Королева фэйри так и вспыхнула!
– Где ты его хранишь? – Скельдвеа вцепилась в руку Бырохха с такой силой и яростью, что тролль даже крякнул. – Где ты держишь ноготь моей сестры? Да отвечай же, громила!
– Я всегда говорил, что маленьким существам нельзя доверять, у них очень цепкая хватка, – недовольно пробурчал Бырохх.
Тролль долго шарил у себя за пазухой и наконец вынул орех.
– Я держу ее ноготь вот здесь. – Он показал орех Скельдвеа на раскрытой ладони, но когда она потянулась, быстро убрал руку. – Это моя вещь, не трогай.
– Если там ноготь моей сестры, я должна убедиться… – пробормотала Скельдвеа, жадно глядя на орех.
– Ладно, – разрешил Бырохх, – забирайся внутрь, если тебе так охота.
Скельдвеа нырнула в орех и принялась бродить там.
– Тут ничего нет, кроме шелухи, – донесся из скорлупы ее недовольный голос.
– Наверное, жучки съели ядрышко, – добродушно проговорил Бырохх. – Ищи лучше, ноготь должен быть где-то там.
Некоторое время Скельдвеа еще шуршала внутри ореха, а потом потребовала:
– А ну, выпусти меня наружу! Ты все наврал, злодейский тролль. Здесь нет никакого ногтя. Ты небось и в глаза мою сестру не видывал!
Тут Бырохх захохотал так громко, что со стен чертога посыпались арфы и барабанчики.
– Это точно, Скельдвеа, я все тебе наврал! – прокричал Бырохх. – Но ведь у тебя точно была когда-то сестра и ты ее потеряла, вот я догадался об этом и наплел тебе, будто встречал ее и храню у себя ее ноготь. Ловко придумано, а?
– Выпусти меня, – рассердилась Скельдвеа и застучала кулачками по скорлупе изнутри ореха.
– Ни за что! – воскликнул Бырохх. – Ты ведь помнишь наш первоначальный уговор: я не смею отходить от тебя дальше, чем на два шага, иначе становлюсь твоим рабом-невидимкой. Я выбрал первое – и теперь ты всегда будешь находиться при мне, Скельдвеа, внутри ореха, который я стану носить за пазухой.
И он поскорее залепил отверстие в скорлупе куском мясного пирога.
В общем, Хонно был глуп, но влюблен. Влюбившись, всякий тролль становится умнее, не навсегда, правда, а только на время изначальной влюбленности, покуда не будут сняты первые сливки.
Проснувшись в хижине Нуххара наутро после попойки, Хонно первым делом вспомнил о Бээву и о том, что она потеряла какие-то три важные вещи.
Первая, подумал он и прикусил большой палец левой руки, была бусами.
Ему представились большие круглые бусы, красные и синие, прыгающие на груди Бээву, когда та бежала очертя голову прочь из родительского дома. Он думал о том, как сыпались из глаз Бээву большие круглые слезы, красные и синие, как плясали в этих слезах отблески оранжевого солнца троллиного мира, как отражались в них попеременно бусины, то синие, то красные. И вот сорвались бусы с шеи Бээву и улетели в болото. Они упали среди больших ягод, растущих всегда на таких болотах, среди красных и синих ягод. «Стало быть, – решил Хонно, – первое, что мне следует сделать, – это отделить бусины от ягод и собрать их на нитку».
Ему понравилось, как ловко он начал соображать. Он выпустил из зубов прикушенный палец и вместо того заткнул языком правую ноздрю. Такая последовательность действий помогала ему думать.
«Она потеряла башмаки – вот вторая утраченная вещь».
Красные кожаные башмаки, которые так весело хлопали Бээву по круглым пяткам! Вот они сорвались с ног и упали, перевернувшись подошвами к небу, а Бээву так была разгневана и огорчена, что даже не заметила пропажи. Башмаки повисли на молодых ветках старого пня, неподалеку от того болота, где рассыпаны бусы. Там они и остались, и роса пропитывает их, а птицы их клюют.
«Что же было третьим из утраченного Бээву?» – Хонно вынул язык из ноздри и принялся вздыхать, но это совершенно не помогало ему вспомнить то, чего он не расслышал. В конце концов, он решил, что неплохо будет для начала подобрать хотя бы те первые две вещи. С башмаками и бусами тоже достанет хлопот.
Он встал, сунул за пазуху два куска жирного мяса, поклонился спящему Нуххару и выбрался за порог. Звери уже ожидали его. Едва завидев Хонно, они подбежали к нему с разинутыми пастями и стали ластиться, хоть и умильно, но с явственно различимым намеком на угрозу. Хонно отдал им мясо. Пока они ели, он ушел.
Ему не составило труда отыскать следы Бээву. Везде на траве лежала роса, кроме тех мест, где ступала обиженная троллиха: там все было сухо. По этим-то следам Хонно скоро вышел на болото. Оно было сочное и яркое, полное влаги и ягод, а из ближайшей кочки торчал старый пень, весь поросший лишайником. Это был почтеннейший пень, который вскормил тысячи поколений жуков и червяков и служил пьедесталом для тысяч лягушек. Его древесина пахла съедобным, а между щепочек собиралась вода, которую сладко было пить. Несколько веток выросли из того же корня. Они торчали вверх, строгие, как стрелы, и такие же глупые. И на двух из них висели красные башмаки, убежавшие с ног троллихи.
Хонно очень обрадовался, когда увидел их. Он скорее подбежал к ним, схватил и попытался снять с веток.
Да не тут-то было!
Каждый башмак Бээву весил не меньше, чем молодой теленок, и сколько ни старался Хонно, ничего у него не получалось. Он уж и так бился, и эдак, и пытался сверху напрыгивать, и подлезал снизу, и тряс ветки, и стукался лбом – все без толку.
Тогда он решил на время оставить башмаки и поискать лучше бусы. С тем он и вступил на болото, а оно представляло собой не что иное, как нарядный гамак, подвешенный над бездной. И очень скоро Хонно увидел первую бусину. Памятуя о том, каковы оказались башмаки, он прикоснулся к бусине с большой осторожностью. На ощупь она была теплой и гладкой, такой, что приятно трогать ее пальцами.
Хонно поднял ее – и тотчас ухнул в болото по пояс, такой тяжелой она оказалась.
И тут он понял, что положение у него безнадежное…
– Ты уверена, что поступаешь правильно? – спросил тролль у Енифар.
Они стояли возле самой границы между владениями людей и владениями троллей. Как всегда, вдоль всей границы клубился густой серый туман. Это было очень тихое и немного жуткое место.
– Мы могли бы вернуться, – сказал тролль и оглянулся назад.
– Зачем? – насупилась Енифар.
– Они убили бы меня, – объяснил тролль.
– Ну, такое убийство – не самое лучшее, что могло бы случиться, – сказала Енифар. – Я вовсе не хочу этого. И я, кстати, не предательница людей, потому что одна жизнь, даже твоя, ничего не решает. Ты ведь не самый главный военачальник?
– Нет, – сказал тролль.
– Вот видишь! – обрадовалась Енифар. – Если ты не умрешь, люди в деревне не пострадают.
Он помолчал, а потом уставился на Енифар так, словно видел не теперешнюю девочку, а будущую женщину.
– Умереть у тебя на глазах, – проговорил он, – вот самый верный способ доказать, что ты действительно знатная троллиха. Я хотел сдаться… коль скоро ты запретила мне даже думать о твоем хвостике.
– Хорошо, ты меня вынудил сказать это! Да, у меня есть хвостик! – Енифар топнула ногой. – Довольно об этом. Я достаточно знатна, чтобы не нуждаться ни в каких доказательствах. Когда я захочу, чтобы ты умер за меня, я так и скажу.
– Вот и Бээву так говорила, – кивнул тролль, поглядывая одним глазом на Енифар, а другим – на границу. – Она была очень гордая, эта Бээву, и очень сильная, но Хонно любил ее без памяти. Угодив в
