– Неужели диспетчерами?
– Грузчиками, – сказала девушка. – Мы сильные.
– Боже! – воскликнула Бугго. – Впервые за двадцать лет Бугго Анео пьет с грузчиками… с проклятой кастой докеров… вороватых, наглых, ленивых тварей!
Она чуть сместила центр тяжести и всем грузом – лент, бантов, жесткого шелка и стразов – навалилась на Оале Найу.
– Дорогая моя, для любого торгового капитана нет более жуткого кошмара, чем ваше племя!
Девушка передвинула зрачки в узенькой прорези между веками.
– Мы докеры не по призванию, госпожа Анео.
– Все равно – какой ужас.
Они продолжали, не обращая внимания на ее неприязненные выходки, чего-то ждать, молчаливо и упорно. В их тихом упрямстве было что-то нечеловеческое. Даже не от фауны, а от флоры.
– Ну так что, – сказала им Бугго, – так и будем сверлить меня взглядами? Или все-таки признаетесь, что вам от меня нужно?
– Ничего, – ответила Оале.
Таган добавил:
– Просто познакомиться с Бугго Анео.
– Подарить вам мой бумажный портретик? – осведомилась Бугго. – Или обойдетесь голограммой из сети?
Ее голос звучал все более отвратительно, в нем режуще дребезжала фальшь. Бугго сама морщилась при его звуках – в отличие от овелэйцев, которые оставались трезвыми и спокойными.
– Черт возьми! – сказала Бугго. – Неужели на Овелэ вам было так плохо, что теперь вы можете выдержать что угодно?
– Приблизительно так, – сказал Иза Таган.
Бугго посмотрела на него, ощущая свое бессилие. Она знала, что в баре вот-вот появится Хугебурка, чтобы забрать ее на корабль, и только эта мысль кое-как мирила ее с происходящим идиотизмом. В противном случае она давно бы удрала – и пусть овелэйцы думают о ней, что хотят.
– А! – с облегчением вымолвила она, заметив наконец сухую фигуру своего старшего офицера. – Ну вот и все!
Хугебурка быстро отыскал глазами капитана и приблизился к ней, не обращая, по обыкновению, никакого внимания на ее собутыльников.
– Хугебурка! – воскликнула Бугго и взметнула к нему руки. – Почему вы отсутствовали так долго? Доложите обстановку… и заберите меня отсюда к чертовой бабушке.
Хугебурка хмуро глянул на Тагана, который мешал ему подойти к Бугго, и выдернул из-под овелэйца стул. Бугго схватила Хугебурку за рукав и перешагнула через упавшего, раскачивая над ним банты.
И тут Хугебурка сказал:
– Малек пропал.
Бугго замерла, и только ленты на ее платье продолжали двигаться.
– Где пропал?
– Где-то в порту… Его видели в двух кабаках, потом на развале, где сломанные движки и всякая ерунда, – там заправляет один тип…
– А что он говорит, этот тип? – Бугго быстро и неприятно трезвела, лицо у нее начало гореть, сердце забухало в опустевшей груди, как будто все прочие внутренности разбежались, чтобы не мешать Его Величеству гневно колотиться о ребра.
– Говорит, Охта купил какой-то аккумулятор и сразу ушел.
– Кто этот Охта? – подал голос Иза Таган. Он поднялся с пола и снова сел на восстановленный стул.
– Мой механик, – машинально ответила Бугго, забыв о своем намерении выбросить овелэйцев из головы и больше с ними не контактировать.
«Механик». Какое никчемное наименование для того, чем на самом деле являлся Малек, одушевлявший все механизмы и устройства «Ласточки»! Но в какое слово вместить всю необъятность взаимной любви, которая связывала Охту с кораблем, Охту с командой, Охту с капитаном?
Иза Таган охватил рукой подбородок, и Бугго вдруг заметила, какие тонкие, детские у него пальцы.
Гимнастка, все это время беззвучно извивавшаяся под потолком, вдруг с громким визгом пролетела над всем залом, задев перед приземлением босой пяткой макушку какого-то тучного хедеянца. Она быстро спрыгнула на пол, двумя рывками поклонилась, метнула в никуда колючий воздушный поцелуй и скрылась.
Оале Найу сказала:
– Кстати, мы завтра последний день работаем на «Канахе».
Хугебурка впервые позволил себе растратить мгновение на людей, прилипших к Бугго Анео.
– И что вы делаете на «Канахе»? Если это, конечно, имеет какое-то значение.
