слова.
– Да, – сурово произнес наконец Хелот. – Это страшное заклинание, и, если мы не сожжем его на костре под виселицей, оно погубит нас. Проклятые языческие суеверия. – И он перешел на латынь, процитировав краткий отрывок из Светония.
Вокруг Хелота образовалось пустое пространство. Благородные лорды шарахнулись в ужасе.
– Сэр Хелот, вы, как лицо отчасти духовное, можете совершить этот обряд, – предложил шериф.
– Хорошо, – важно согласился тамплиер. – Мне должна помогать невинная девушка.
Дамы потупились, а леди Марион шумно вздохнула:
– Боюсь, сэр, здесь только одна невинная девушка. – И она томно протянула ему свою пухлую руку в веснушках и ямочках.
Худой, стройный, серьезный, Хелот помог ей взойти на помост. Леди Марион залихватски оторвала несколько досок и с треском переломила их о колено. Стоя под виселицей, Хелот задумчиво смотрел на толпу. А глашатай уже надрывался:
– И пусть еретики и язычники из Шервудского леса не рассчитывают на то, что их грязные чары могут поколебать устои нашей веры и нашей государственности!..
Вдруг в толпе мелькнуло знакомое лицо. Хелот бросил быстрый взгляд направо – и там тоже, И слева. Лесные стрелки явились помочь ему в случае разоблачения, а такое весьма возможно.
И тут Хелот сообразил, что стоит на помосте под самой петлей. Кое-кто из его друзей уже потихоньку изготавливался к бою. Хелот поднял руку и крикнул:
– Верные христиане! Друзья! Побывав у Гроба Господня и воюя с сарацинами… – Перед глазами Хелота на миг мелькнул Алькасар, его единственный знакомый сарацин, но видение тут же исчезло за несвоевременностью. – …Я дал нерушимые обеты, дабы совесть моя была чиста! Без страха и упрека предаем мы сожжению зловещее заклинание…
Он с облегчением заметил, что стрелки незаметно пробираются с площади в боковые улицы. И в этот момент кто-то снизу потянул его за плащ. Хелот обернулся и увидел горожанина средних лет, протягивающего ему охапку соломы.
– Возьми, славный защитник Ноттингама и веры, – тихо сказал он, – и пусть это будет моя скромная лепта в общее дело.
Его выгоревшие глаза смотрели так, словно он боялся, что его накажут. Рыцарь из Лангедока дрогнул. Он взял смиренное подношение, благословил горожанина и торжественно обложил сеном небольшой костерок, разложенный умелыми руками палача. Горожанин тихо плакал от счастья.
Хелот поднял высоко над головой зловещее заклинание и бросил его в костер. Леди Марион зажгла солому.
Через минуту все было кончено. Люди расходились притихшие, с таким чувством, будто их только что избавили от огромной опасности.
Поздно вечером, сидя у камина и потягивая из больших кубков красное вино, Хелот и Греттир Датчанин обсуждали странные события этого дня. Призрак Бьенпенсанты сидел на каминной полке, болтая ногами прямо у них перед носом. Хелот старался не замечать этого.
– Одного я не понимаю, сэр, – сказал Греттир Датчанин наконец. – Эта тряпочка… Страшное заклинание… Что это было на самом деле?
Хелот усмехнулся:
– Записка.
– Записка? Так Локсли, выходит, умеет писать? Как же он научился?
– Невелика хитрость, коли есть учитель.
– Кто же его научил?
Хелот в упор посмотрел на своего друга.
– Я, – сказал он после краткой паузы.
– И записка адресована тоже вам?
– Конечно.
Привидение свесилось с каминной полки и уставилось прямо в лицо Хелоту горящими желтыми глазами.
– Ух! – воскликнуло оно, выставив окровавленные клыки, которые, впрочем, тут же исчезли. – Разве ты не видишь, что ребенок сгорает от любопытства? Что там было написано, Хелот? Расскажи уж нам, не мучай.
– Санта! – покраснев, вскричал Греттир.
Бьенпенсанта захихикала.
– Помнишь, – начал Хелот, – когда мы навестили разбойника в его узилище, я сказал: «Клянусь девственностью святой Касильды, тебе отсюда не выбраться».
– Помню. Ну и что?
Хелот задумчиво поворошил угли в камине, бесцеремонно просунув кочергу сквозь бесплотное тело призрака. Бьенпенсанта злобно зашипела, но на это никто не обратил внимания.
– «Святая Касильда не была девственницей» – вот что он написал.
– Бог мой! При чем тут… – начал Греттир.
