Франц открыл ящик и вытащил пачку писем. Быстро просмотрев все, он сказал:
— Только деловые письма. Это может подождать до захода солнца.
Хелен быстро подогрела обычный субботний обед, состоящий из темного хлеба и чечевичного супа, который она приготовила днем раньше.
— Пожалуйста, давайте пойдем в Птичий рай, — умолял Курт. — Сегодня такой хороший день!
Лотти и четырехлетний Герхард (которого родные звали Герд) закричали в унисон:
— Пожалуйста, пожалуйста, папа!
Франц с тоской посмотрел на стопку книг на его столе. Он любил изучать Библию и книги Елены Уайт и заранее уже спланировал почитать в тихое послеобеденное время. Он вздохнул и одобрительно кивнул головой.
Вскоре они удалились от цивилизации на простор огромного широкого поля, тянувшегося позади большого жилого массива.
Дети радостно шагали по узкой тропинке, протоптанной через созревающие поля. Лазурные васильки и алые маки выглядывали сквозь едва зеленые стебли пшеницы, которые возвышались над ними.
— Давайте представим, что мы дети Израиля, — сказал Курт, — и мы проходим через море. А цветы — это рыба.
В конце концов семья добралась до железнодорожного вала. Осторожно пересекая узкий пешеходный мостик, они услышали отдаленный звук приближающегося поезда. На другой стороне они отдохнули, сидя на траве, согретой теплыми лучами полуденного солнца.
— Поезд! — вдруг крикнула Лотти.
Пока пассажирский вагон с ревом проносился мимо них, маленький Герд крепко вцепился в мамину юбку, а Курт и Лотти приветливо помахали руками машинисту и улыбающимся пассажирам.
В это время дружелюбный машинист состава погудел им в ответ. Это был памятный день, который дети запомнят как последний счастливый день перед предстоящими трудностями в течение следующих нескольких лет.
Когда поезд исчез, семья спустилась вниз по песчаной насыпи, вдоль путей, пока не добрались до места, которое они называли Птичий рай. Он был похож на потаенный сад, окруженный густой и высокой живой изгородью. Ворот не было, и никто не мог проникнуть взглядом сквозь зеленые заросли. Из этого таинственного места лилось мелодичное пение птиц.
Хелен и Франц сели в прохладной тени изгороди и тихо обсуждали угрожающую политическую ситуацию. Лотти стала рвать дикие цветы, пока Курт и Герд собирали красивые камешки и ракушки. Когда подул прохладный вечерний ветерок, они направились обратно домой.
После ужина и вечернего семейного служения, завершив субботу, Франц принялся за пачку с письмами.
— Отлично, давайте посмотрим, кто прислал нам письма, — сказал он, разложив их на кухонном столе.
Внезапно его взгляд остановился на конверте из военной комендатуры.
— Хелен, этого не может быть. Я думаю…
Он разрезал один край конверта и вынул сложенный плотный лист бумаги. Хелен смотрела через его плечо.
— Это невозможно, — сказала она. — Тебе уже сорок лет. Это какая–то ошибка.
Голос Франца, обычно такой уверенный, сейчас звучал подавленно.
— Это так. Письмо из призывной комиссии. Меня вызывают в призывной пункт по укомплектованию военных кадров во Франкфурте в понедельник в восемь часов утра.
— В этот понедельник?
— В этот понедельник. Через два дня.
Хелен и Франц в изумлении смотрели друг на друга.
— Я думал, я уже слишком стар для службы в армии, — сказал он, — но получается так, будто я один из первых, кто должен быть призван.
Он вывел детей в зал и попросил их сесть. Затем он объяснил, что его призывают на военную службу. Лотти стала плакать.
— Солдат убивают на войне, — всхлипывала она, — ты умрешь?
Франц только было хотел повторить, но Курт опередил его, произнеся пренебрежительно:
— Не будь глупой, Лотти. Германия — самая сильная страна в мире. Другие солдаты будут умирать, но не наши.
— Папа не умрет? — спросила Лотти с надеждой.
— Конечно, нет, — ответил Курт, — у нас есть мощное оружие, так что никто не сможет победить нас. И у нас есть противовоздушная артиллерия с зенитными установками, которая может стрелять в летящие самолеты, если они атакуют нас. Мы выиграем войну, и папа станет героем, и Германия будет править всем миром.
Франц побледнел. Верный и искренний адвентист седьмого дня, который был убежденным миротворцем, он даже не подозревал, что его первенец к девяти годам впитал в себя гитлеровские идеи сделать из Германии сверхдержаву, Третий рейх, которая будет править веками.
— Курт, дети, послушайте меня.
Герд взобрался на папины колени и начал сосать большой палец. Франц попытался объяснить, почему война — это неправильно и что Гитлер — плохой человек, не любящий Бога. Курт слушал, но ямка на его подбородке указывала, что он по–прежнему считал военную службу радостным и забавным приключением.
В понедельник в призывном пункте Франц сдал норматив по физической подготовке. Затем он заполнил очень длинную информационную анкету и отдал ее дежурному офицеру.
— Господин офицер, — сказал он вежливо, — я христианин, адвентист седьмого дня, я сознательно отказываюсь от военной службы. Я хотел бы служить в качестве санитара.
Офицер посмотрел на него.
— Адвентист седьмого дня, — повторил он, — никогда не слышал об этом.
Он крикнул через всю комнату своему коллеге:
— Эй, Ганс! Ты знаешь что–нибудь об адвентистах седьмого дня?
— Они, как евреи, — крикнул в ответ Ганс, — субботу соблюдают.
Офицер злобно посмотрел на Франца.
— Хорошо, — наконец сказал он, — в таком случае как ты поступишь, если будешь помогать раненому солдату и враги начнут атаковать?
— Я лягу на человека и прикрою его своим телом, господин офицер.
— Несомненно! — офицер закатил глаза, а затем язвительно произнес, — отлично! В немецкой армии нет места для трусов.
Он перелистал какие–то бумаги, затем написал назначение Францу в приемном бланке. Франц был назначен на службу рядовым в 699–ю отдельную инженерно–строительную роту.
Франц судорожно сглотнул. Он знал, что инженерно–строительная рота — это не так уж плохо, в свои 18 лет он служил в ней во время Первой мировой войны. Отдельная рота была инженерным подразделением, которое готовило путь для следующей за ней армии. Он также знал, что престижной 699–й роте было определено задание по наведению мостов везде, где Гитлер планировал свое продвижение.
«Это означает, — подумал Франц про себя, — что солдаты 699–й роты будут всегда в числе первых на вражеской территории. Без сомнений, офицер направил меня прямо на линию фронта, потому что он ненавидел людей, которые не поддерживали гитлеровские военные планы».
— Не стойте здесь, рядовой, — резко выкрикнул офицер. — Вперед! Нас ждут более достойные призывники.
Франц пошел в хозяйственный отдел, где ему выдали полный комплект серо–зеленой формы немецкой армии.
Он получил брюки и военный китель с четырьмя карманами, золотой уголок на воротничок и эмблему в виде нацистского орла, хватающего свастику, пришитую над правым нагрудным карманом. Также он получил широкий черный кожаный ремень, на который он сможет подвесить свой вещмешок с провизией. Ему была
