Клинический случай

многих…»

– Ах ты… – Она сбрасывает мою руку и пихает меня локтем в бок – начинается возня, мы смеемся и толкаемся. Это так мило, почти уютно. И кто, кроме Эвана, мог бы подумать – где моя самоуверенность? Самый обычный флирт – и вместо того чтобы спасать Эмму, я теперь пытаюсь ее соблазнить. Или надеюсь, что она меня соблазнит. Это уж как пойдет.

Эмма сообщает, что звонила отцу и рассказала ему про Джимми Стому и про исчезновение Дженет. Он велел ей быть осторожной, сидеть в редакции и оставить опасные вылазки журналистам. Она признается, что слова эти ее немного разозлили, а я советую не понимать их превратно. Будь я ее отцом, я бы сказал то же самое.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – просит Эмма.

– Хорошо. Не обижайся, но в последнее время меня преследуют сладострастные мысли о тебе. И я употребляю слово «сладострастные» в его самом чистом и нравственном значении.

– Другими словами, ты хочешь секса, – говорит она. – А я еще ничего не решила по этому поводу. Поэтому давай сменим тему.

– Ладно. Как насчет такой? У меня в холодильнике больше нет замороженной ящерицы.

– Да?

– С той самой ночи, когда ко мне вломился грабитель. Я набил злодею морду вараном.

– Ты шутишь.

– Вот и нет. И это был огромный варан, поверь мне. Надеюсь, я хорошо отделал ублюдка.

– А как же старый добрый пистолет? – спрашивает Эмма.

– С пистолетом любой дурак сможет.

Вернувшись в редакцию, я нахожу на столе записку от Гриффина, который не верит в электронную почту. Заляпанная кофе записка нацарапана карандашом, все буквы заглавные:

КОПЫ НЕ ПОЕХАЛИ НА ВЫЗОВ ПО 911 В ДОМ ТРАШ ПОТОМУ ЧТО ОНА ЗВОНИЛА НАКАНУНЕ + СКАЗАЛА ЧТОБЫ НЕ ЕЗДИЛИ. СКАЗАЛА ЭТО ЕЕ ПЬЯНЫЙ ДРУЖОК УЧИНИЛ РАЗГРОМ + ОНА С НИМ ПОРВАЛА + ОНА НЕ ХОЧЕТ ПОДАВАТЬ В СУД. ЕСЛИ НУЖНЫ ПОДРОБНОСТИ, ДАЙ МНЕ ЗНАТЬ. Г.

Я показываю эту записку Эмме.

– Так значит, она жива! – восклицает она.

Но я настроен менее оптимистично. Дженет никогда не упоминала, что у нее есть приятель. Она говорила про бывшего мужа, про извращенцев из Интернета, но я ни разу не слышал от нее про дружка.

– Может, с ней все в порядке, – говорю я Эмме, – а может, звонил кто-то, выдававший себя за нее.

– Кто, например?

– Мне приходит на ум только вдова Стомарти. Молодой Эван разнюхает, что к чему.

Эмма встревоженно пищит:

– Эван? Наш Эван?

20

Настоящее имя парня – Доминик Домингес, но все зовут его Домми. Его мать показывает нам путь в святая святых.

– Чао, – кричит он из-за двери, заслышав наши шаги. Мать тихонько стучит:

– Милый, пришел Хуан Родригес. Вы договаривались, помнишь?

– Как он одет? – спрашивает Домми из-за двери.

Хуан предупреждал меня, что парень нервный и со странностями, поэтому мне следует забыть о шутках.

– Рубашка от Ральфа Лорена, – отвечает мать Домми, – красивого голубого цвета. Без галстука, милый.

У ребенка вполне разумная фобия – он боится взрослых дядей в галстуках. Мой галстук а-ля Джек Уэбб – в химчистке, а Хуан снял свой в машине.

– Пусть заходит, – кричит Домми.

Перед тем как удалиться, его мать трогает Хуана за рукав:

– Будьте любезны, спросите у него, не хочет ли он ням-ням.

В комнате Домми жарко, как в доменной печи, из-за всех этих электронных приборов. Низкий гул вызывает у меня ассоциации с кроватью-массажером. Я, можно сказать, полный профан в компьютерах, а вот Домми с ними явно на «ты». Окруженный со всех сторон «железом», он напряженно работает, обратив костлявую спину к двери.

– Здорово, чувак! – говорит Хуан.

Ребенок не оборачивается.

– Минуточку, – бормочет он. – Кто это с тобой?

– Мой друг Джек. Тот, о котором я говорил по телефону.

– Здорово, Джек!