– Смеешься?
– Вовсе нет…
– Да-да. Думаешь, я чокнутая. – Она подперла подбородок руками. – Хорошо, умник, а что бы
Кроум начал было отвечать, но Джолейн знаком велела ему умолкнуть. У протоки появился олень – олениха, пришла напиться. Они смотрели, пока не опустилась темнота, потом тихо вернулись к шоссе, Кроум следовал за белизной лабораторного халата Джолейн, мелькавшего среди деревьев и кустарника.
Они добрались до дома, и она исчезла в спальне, чтобы переодеться и проверить сообщения на автоответчике. Когда она вернулась, он стоял у аквариума, наблюдая за малютками-черепахами.
– Зацени-ка! – сказала она. – Звонили из «Чейз-банка». Эти козлы уже сняли кучу налички с моей «Визы».
Кроум обернулся:
– Ты не говорила, что они забрали твою кредитку.
Джолейн потянулась за кухонным телефоном:
– Надо заблокировать номер.
Кроум схватил ее за руку:
– Не смей. Это же прекрасная новость – у них твоя «Виза», и плюс они, кажется, полные идиоты.
– Да уж, я должна прыгать от счастья.
– Ты же хочешь их найти, так? Теперь у нас есть след.
Джолейн была заинтригована. Она села за кухонный стол и открыла коробку крекеров «Голдфиш». Соль обожгла порез на губе, глаза увлажнились.
– Вот что ты сделаешь, – сказал Кроум. – Позвонишь в банк и точно узнаешь, где использовалась карта. Скажи, что одолжила ее брату или дяде, что-нибудь типа того. Но не блокируй ее, Джолейн, – пока мы не узнаем, куда эти ребята направляются.
Она поступила, как он велел. Служащие «Чейз-банка» были милы как никогда. Она записала информацию и вручила Кроуму, который выдохнул:
– Ухты…
– Кроме шуток, ух ты.
– Они потратили две тысячи триста долларов
– И двести шестьдесят в «Ухарях», – заметила Джолейн. – И я даже не знаю, что ужаснее.
Оружейная выставка проводилась в зрительном зале Военного мемориала в Форт-Лодердейле, ресторан «Ухари» располагался в Коконат-Гроув. Грабители, похоже, ехали на юг.
– Собирайся, – сказал Том Кроум.
– Господи, я забыла про черепах. Ты же знаешь, как они способны оголодать!
– Они с нами
– Конечно, нет, – согласилась Джолейн.
Они остановились у банкомата, и она сняла немного наличных. Вернувшись в машину, она зачерпнула горсть «Голд-фиш» и скомандовала:
– Гони как ветер, напарник. Моей «Визы» хватит максимум на три тысячи баксов.
– Тогда давай пополним счет. Завтра первым делом отправишь чек – хочу, чтобы у наших мальчиков совсем крышу снесло.
Джолейн игриво ухватила Кроума за рубашку:
– Том, у меня на счете ровно четыреста тридцать два доллара.
– Расслабься, – заявил он. И потом, глянув косо: – Пора начинать думать как миллионерша.
Семь
Настоящее имя Пухла было Онус Дин Гиллеспи. Он был самым младшим из семерых детей, Мойра Гиллеспи родила его в сорок семь, когда ее материнские инстинкты уже давным-давно спали. Отец Онуса, Грив, резкий на язык человек, регулярно напоминал мальчику, что кривая его жизни началась с кривого противозачаточного колпачка, а его появление в утробе миссис Гиллеспи было желанным, как «таракан на свадебном торте».
Несмотря на это, Онус не был забитым или заброшенным ребенком. Грив Гиллеспи зарабатывал хорошие деньги, промышляя лесом на севере Джорджии, и был щедр со своей семьей. Они жили в большом доме с баскетбольной корзиной у подъездной дорожки, подержанным катером для катания на водных лыжах – на трейлере в гараже и роскошным собранием энциклопедий «Мировая Книга» в подвале. Все братья и сестры Онуса поступали в Университет штата Джорджия, куда мог пойти и сам Онус, если бы уже к пятнадцати годам не избрал путь безделья, пьянства и безграмотности.
Он уехал из родительского дома и связался с дурной компанией. Он устроился на работу в фотосалон в аптеке, где зашибал дополнительные деньги, рассортировывая негативы клиентов, выискивая пикантные кадры и сбывая отпечатки озабоченным деткам в школе. (Даже повзрослев, Онус Гиллеспи не переставал изумляться тому факту, что на свете имелись женщины, которые позволяли своим приятелям или мужьям фотографировать их с голой грудью. Он мечтал встретить такую девушку, но пока не складывалось.)
В двадцать четыре Онус случайно попал на хорошо оплачиваемую работу в большой магазин,
