гениталии. Повсюду битое стекло; просто чудо, что его лишь поцарапало.
– Начинай, – сказал незнакомец. – Валяй, служивый, жизнь проходит.
Глаза Стоута привыкли к свету, и широкоплечая фигура на унитазе приобрела четкие очертания: опаленное солнцем лицо и седая борода, причудливо заплетенная в две длинные косы. На концах кос привязаны клювы, пожелтевшие и в пятнах, будто старинный пергамент. Старые заляпанные грязью ботинки, измазанный оранжевый дождевик. К лодыжкам спущено клетчатое одеяние без штанин, весьма похожее на килт. На голове дешевая купальная шапочка, сквозь которую просвечивает сияющая лысина. Глаза какие-то странные, но Стоут не мог понять, в чем дело.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Называй меня капитаном.
Голос человека гремел раскатами, словно отдаленный гром.
– Хорошо,
– Чтобы у тебя мозги заработали в нужном направлении. К тому же было настроение хорошенько пошуметь.
– Вас прислал Дик Артемус?
– Вроде того.
– Зачем? Вызволить мою собаку?
– Ага. Я из Общества защиты животных. – Человек насмешливо гавкнул.
Палмер Стоут старался сохранять спокойствие. С учетом политического расклада казалось разумным, что губернатор Дик призвал собственного следопыта заняться похитителем – возможно, не убивать, но определенно остановить, пока тот не натворил больших бед. Интересно, где губернатор раскопал такую чокнутую и бездумную скотину? Прямо Гризли Адамс[26] с пневматической винтовкой.
– Вы сыщик? – спросил Стоут.
– Скорее говночист, – ответил гость. – И чистку начну с тебя.
– Послушайте, я все вам расскажу от начала до конца, только позвольте мне сначала вытереться и одеться. Пожалуйста.
– Не-а. – Человек поднялся за туалетной бумагой. – Опыт мне подсказывает, – сказал он, подтягивая клетчатый килт, – что абсолютно голые и до смерти напуганные люди становятся откровеннее. И память у них улучшается. Ну, выкладывай свою печальную собачью историю.
Стоут понял, что не давало ему покоя – глаза сыщика были разные. Искусственный левый глаз сверкал малиновым цветом. Интересно, где он достал такую жуткую штуку, и зачем?
– Ты начнешь когда-нибудь или так и будешь стоять как клоун? – спросил человек.
Роняя капли на осколки, голый Стоут все говорил и говорил. К концу повествования он уже совсем обсох. Стоут рассказал одноглазому незнакомцу обо всем, что, по его мнению, могло помочь в сыске: о преследователе в черном пикапе, о том, как завалили мусором кабриолет, как кто-то проник в дом и надругался над охотничьими трофеями, как напустили кучу навозных жуков в его спортивную машину; поведал о похищении Магарыча и требовании пекущегося о природе вымогателя, о проекте создания курорта на острове Буревестника, бывшем Жабьем, и о том, какие изобретательные ходы и сделки потребовались, чтобы добиться финансирования нового моста; рассказал об издевательской записке незнакомца в темных очках в «Поклоннике» (возможно, это и был похититель), об отрезанном ухе, вскоре прибывшем по почте, и о лапе в сигарной коробке, о согласии губернатора заблокировать строительство моста, и вот теперь он, Стоут, ждет, что сумасшедший со дня на день освободит любимца лабрадора и жену…
Здесь человек с малиновым глазом перебил:
– Погоди, приятель. Никто не говорил о заложнице.
– Она у него, – ответил Стоут. – Я уверен на девяносто девять процентов. Вот почему ситуация такая опасная, и было бы лучше, если б вы дождались, пока он отпустит Дези.
– Отчего ты так уверен, что она захочет вернуться домой?
Палмер Стоут нахмурился.
– А почему ей не захотеть? – И запоздало добавил: – Вы не знаете мою жену.
– Но я знаю, как оно бывает. – Человек передал Стоуту полотенце. – Покажи, где ты хранишь убитых животных.
Стоут обмотался полотенцем и на цыпочках прошел по осколкам. Он провел бородача в кабинет и собрался подробно рассказать историю каждого чучела, но едва начал сагу о канадской рыси, как «капитан» приказал заткнуться.
– Я хочу лишь точно знать, – сказал он, – что этот парень сделал.
– Выковырял глаза и разложил на столе.
– Только у зверей или у рыб тоже?
– У всех. – Стоут мрачно покачал головой. – До единого. И выложил на столе узор. Дези говорит, пентаграмму.
– Серьезно?
– Что это, если не безумие?
– Вообще-то я восхищаюсь стилем этого парня.
Ну еще бы! подумал Стоут. Хмырь в драном дождевике, дурацкой пятидесятицентовой шапочке и с кошмарным вставным глазом. Потом пришла новая мысль: а кто скорее отыщет чокнутого дундука, как не такой же чокнутый дундук?
– А для чего ты вообще убил этих зверюг? – Человек разглядывал рогатую голову черного буйвола. Одноглазый был такого роста, что стоял к чучелу почти нос к носу. – Для забавы, ради пропитания или еще чего? Зачем? – повторил он вопрос, покручивая клювы на концах заплетенной бороды.
– Это охота, – осторожно ответил Стоут. – Спортивный интерес.
– Ага.
– Похоже, вы сами охотитесь.
– Случается.
– В каких местах?
– Обычно на дороге. С оживленным движением. В основном прибираю трупы. Ты меня понимаешь.
Господи, еще один профессиональный убийца, подумал Стоут. Этот убивает свои жертвы на шоссе в автомобильных пробках!
– Но в сезон могу выйти на оленя или индейку, – добавил незнакомец.
Стоут с облегчением ухватился за ниточку общей темы.
– Своего первого белохвостого оленя я подстрелил в семнадцать лет, – поделился он. – Стоял на восьмом номере.
– Хороший зверь, – сказал одноглазый.
– Да уж, это точно. С тех пор охота меня и зацепила. – Стоут приналег на образ рубахи-парня, подпустив южного говора. – А теперь, эва, глянь: на стенке-то свободного места не осталось. Давеча я уложил черного носорога…
– Носорога? Поздравляю.
– Спасибо, кэп. Мой первый. Это было что-то!
– Ну еще бы. Ты его съел?
Стоут подумал, что ослышался.
– Я заказал чучело башки. Вот только прям не знаю, куда ее к черту вешать…
– Потому как местов на стенке ни хрена не осталось!
– Ну! – хихикнул Стоут.
Этот здоровенный сукин сын издевается.
– Пристрой-ка там свою задницу. – Человек кивнул в направлении стола. Кожаное кресло холодило голую спину Стоута; он хотел перекинуть ногу на ногу, но полотенце слишком плотно обтягивало дряблые ляжки. Одноглазый бородач обогнул стол и встал за спинкой кресла. Стоуту пришлось запрокинуть голову,
