– Какой звук? – отвечал Дезин голос. – Птица, наверное.
– Нет, никакая не птица!
Твилли опять с переливом свистнул. Лапы Макгуина напряглись, он выцеливал свой ужин.
Погоди немного, мысленно просил его Твилли, пожалуйста. Наверху опять зашумели – мистер Гэш выбирался из фургона.
– Так и есть, – послышался его голос. – Кто-то тут колобродит. Какой-то сволочной баламут.
Твилли затаил дыхание, когда под задний бампер сунулся подергивающийся нос Макгуина. Пес заскулил и заскреб землю. Нет! умолял Твилли.
Наконец в поле зрения появились две долгожданные бледные ступни.
– Черт! Холодно! – просипел мистер Гэш, ступив в грязь.
Твилли смотрел из своего убежища на белые костлявые ноги, похожие на дрожащие под ветром осинки. Потом ухватил их за лодыжки и дернул. Убийца с воплем грохнулся на землю. Макгуин недоуменно взвыл и отскочил.
Твилли вывинтился из-под машины и бросился на барахтающегося в грязи убийцу. Шмат слякоти залепил Твилли здоровый глаз и окончательно лишил зрения. Он наносил бешеные, но безвредные удары по литым плечам и рукам мистера Гэша, который просто оттолкнул его и выстрелил.
Теперь Твилли знал наверняка – он убит. Пуля попала в грудь справа и свалила на землю. Твилли даже не упал, а свернулся.
Он еще слышал шум ветра. Всхлипы Дези. Причудливый звон колокольчика на санях в лесу. Стук своего сердца.
Казалось, он даже слышал, как из дырки в груди вытекает кровь.
А потом возник странный, очень низкий и незнакомый голос.
– Дальше я командую, – сказал он.
– Что? Черта едва! – Это мистер Гэш, убийца.
– Мальчика забираю.
– Старый хрыч! Надо было шлепнуть тебя еще тогда, на дороге. Пшел вон отсюда!
– Мистер, бегите! Позовите на помощь! Пожалуйста! – Это кричала Дези.
– Заткнись! – Это опять убийца. – Сейчас снесу башку этому старому пердуну.
– Я ведь сказал, мальчик – мой. – Низкий голос был поразительно спокоен.
– Ты трехнутый или как? Наверняка, – сказал мистер Гэш. – Плевать, одним дохлым баламутом больше.
Твилли казалось, его куда-то уносит, словно он скользит на кружащем плоту по неторопливой реке. Если это смерть – совсем недурно. А если всего лишь сон, то и просыпаться не стоит. Ему задолжали много снов за двадцать шесть лет.
Вдруг пришла мысль свистнуть Макгуину; собака – всегда хорошая компания на реке.
О ком это он? Какой мальчик?
Твилли еще успел подумать, почему не слышит, как свистит собаке, и почему вдруг вообще ничего не слышит.
24
– Чего ты хочешь, Вилли?
Извечный вопрос. Палмер Стоут, позвякивая кубиками льда в стакане, ждал ответа вице-председателя Комитета по ассигнованиям.
– Ну и манеры у тебя, Палмер, – сказал Вилли Васкес-Вашингтон. – Ладно, я тебе отвечу. Хочу, чтобы досточтимый Ричард Артемус не поганил мне весенний отпуск. Хочу оказаться на следующей неделе в Канаде и не желаю быть в Таллахасси на какой-то дурацкой «специальной сессии».
– Понимаешь, Вилли, уже поздно…
– Нечего тут понимать. Дело не в бюджете на образование, амиго, а в идиотском мосте на Кретинский остров, хотя я полагал – нет,
В ответ Стоут по-всегдашнему закатил глаза – мол, лучше бы тебе этого не знать. Они сидели в баре «Поклонник», где совсем не хотелось пересказывать отвратительную сагу о похищении собаки. Ведь именно сюда тот псих прислал гадкую посылку с лапой. К досаде Стоута, поговаривали, что после этого бармен назвал новый коктейль «Собачья лапа».
– Ладно, можешь не отвечать, – сказал Вилли. – Мне-то что, это не моя проблема.
– Эй, ты же получил городской общественный центр!
– Не начинай все заново.
– Ах, извини. Общественный центр
– Отстань!
– Послушай, я лишь говорю… – Лоббист сбавил тон, поскольку не желал, чтобы казалось, будто он оскорбляет коренного американца, в чьих жилах течет африканская, гаитянская, латиноамериканская и азиатская кровь (в любой комбинации, если Вилли Васкес-Вашингтон не врал хотя бы про одно из меньшинств, представителем которых он является). К тому же клиентура клуба ценителей высококачественных сигар была непреклонно англосаксонской, и присутствие цветного (особенно безукоризненно одетого, как депутат Васкес-Вашингтон), как и отрезанная собачья лапа, заставляло многих недоуменно приподнять бровь.
– Вилли, я лишь говорю, – продолжил Палмер Стоут, – что губернатор выполнил свою часть сделки и сделал, как ты хотел. Разве нельзя теперь помочь ему выбраться из гадкой ситуации? Такие тогда сложились обстоятельства.
– Извини, старина.
– Без тебя нам не справиться.
– Я знаю. – Вилли Васкес-Вашингтон барабанил пальцами по дубовой стойке бара. – Когда угодно, только не сейчас, Палмер. Я уже давно планировал этот отпуск.
Стоут знал, что все это полная лажа. Поездка негласно оплачивалась крупной медицинской страховой компанией в знак благодарности Вилли Васкес-Вашингтону, чье своевременное вмешательство прервало расследование (результаты которого могли быть очень и очень неприятны) весьма сомнительной лечебной практики, а именно: компания поощряла, когда ее получавшие гроши телефонистки коммутатора сами принимали решения об операции тяжелых больных. Но (криво усмехнулся про себя Стоут) неожиданная удача: Вилли Васкес-Вашингтон каждую субботу играл в гольф с членом Государственной комиссии по страхованию.
– Вилли, а как такой вариант: мы доставляем тебя на голосование по Жабьему острову, а потом сразу назад в Банф. Туда и обратно частным самолетом.
Вилли Васкес-Вашингтон посмотрел на Стоута, как на червяка, вдруг вылезшего из плюшки.
– Прям-таки на голосование и обратно? Попробую еще раз объяснить: я не могу покинуть специальную сессию и уехать кататься на лыжах, как бы мне того хотелось. Почему? Потому что газеты возьмут меня за задницу и распнут, поскольку все они купились на губернаторскую чепуху и полагают, что мы съезжаемся голосовать за выделение денег бедняжкам школьникам. Пресса не знает о твоих финтах с мостом. И получается – отдуваться мне одному, это понятно? – Теперь Вилли понизил голос: – Я в безвыходном положении, старина. Если я появлюсь на сессии, это означает – никаких катаний на лыжах, что невероятно огорчит жену и детишек, а потому извини – стало быть, никакого нового моста досточтимому Дику и его приятелям.
Палмер Стоут спокойно махнул бармену – мол, повтори. Он угостил Вилли сигарой (настоящий «Монтекристо Особый, № 2») и поднес огонь. Тупик в беседе слегка раздражал, но сильно не беспокоил. Стоут был опытен в улаживании проблем с важничающими придурками и надеялся, что придет время, когда он будет этим заниматься уже в Вашингтоне, где напыщенное самомнение возведено в культ. Пока же он согласен оттачивать навыки в кишащем жадюгами болоте под названием Флорида. Найти подход, использовать влияние и завязать знакомства – так поступали все лоббисты. И лучшие из них – быстро
