Я медленно высвобождаю пальцы и ухожу.
Маму мы находим в комнате отдыха, она смотрит в окно. На ней больничный халат явно не ее размера.
— Мама, я же положила твои вещи в сумку. — Сажусь рядом с ней. Мне кажется, очень важно, чтобы она сохраняла индивидуальность. — Зачем ты надела больничный халат?
Она не оборачивается на звук моего голоса, продолжает смотреть, как крупные капли дождя стучат в окно. Небо мрачное.
— Алекс, побудь с бабушкой и Флорой, а я кого-нибудь поищу.
Я иду по коридору к столу медсестры.
— Моя мать, — начинаю я, слегка задыхаясь от раздражения, — Мэри Маршалл. Она в больничном халате. Это обязательно? — Я слышала, что пациенты привыкают к строгим правилам и потом с трудом адаптируются к домашней жизни.
Медсестры, больше похожие на исполнительных и вежливых работниц пятизвездочного отеля, здороваются со мной и нерешительно переглядываются. Одна ищет в компьютере историю болезни моей матери.
— Сегодня ей делали анализы и, видимо, поэтому надели халат. Может, вы вернетесь в палату и переоденете ее? Ей будет приятно, — предлагает медсестра, сверкнув белозубой улыбкой.
Я не верю ей ни на секунду.
— Спасибо, — спокойно говорю я, разворачиваюсь, чтобы уйти, и останавливаюсь. — А что за анализы?
Медсестра пожимает плечами:
— В истории болезни не сказано, но когда мы получим результаты, то обязательно вас известим.
Ее уклончивость мне не нравится.
Вернувшись в комнату отдыха, обнаруживаю, что Алекса рядом с мамой нет. Оглядываюсь и вижу, как он помогает какому-то старику сложить пазл. На пару они пытаются вставить деталь в отверстие, которое явно слишком для нее мало. Флора хихикает на коленях у бабушки, словно ее щекочут. Вдруг выражение ее лица становится серьезным и она что-то показывает, но я не вижу, что именно. Застываю в дверях, отчаянно надеясь, что мама напишет что-нибудь в ответ, но Флора уже заметила меня и машет рукой.
Флора оглядывается на бабушку и нерешительно отвечает:
Из коридора доносится шарканье — словно кто-то делает один шаг вперед и два назад. Что все-таки лечат в этой клинике?
— Простите, — обращаюсь я к молодому человеку, который рысью направляется к лестнице. — Наверное, это странный вопрос, но… не могли бы вы сказать, что это за больница?
Звучит и вправду глупо, но ответа я жду с тревогой. Ведь это Дэвид определил маму сюда.
Зрачки точно большие черные пуговицы. Он судорожно облизывает сухие губы, чешет предплечье.
— Меня хотят убить, — лихорадочно шепчет парень. — Все хотят меня убить.
И он бежит вниз по лестнице, горланя какую-то околесицу.
Веду маму в ее комнату. Я доверяла и доверяю Дэвиду. А сомнения лучше пока запрятать поглубже. Нет у меня на них сил. Или я просто не желаю посмотреть правде в глаза?
— Думаю, что завтра утром тебя навестит Марри.
Время, которое я могу провести с Дэвидом, подходит к концу.
— Дай-ка я справлюсь со своим ежедневником, — смеется Дэвид.
Он держит меня за руку, словно мы сидим у меня или у него дома или в пабе. Как я могла усомниться в его честности? Как могла даже допустить, что он преступник? Нет, я верю в правосудие. И верю Дэвиду. А главное, — впрочем, ничего другого мне сейчас и не остается, — я верю Марри.
— Я попрошу его принести чистую одежду, чтобы тебе не пришлось надевать тюремное.
— Ну что ты, это привилегия заключенных! Поверь, здесь не так уж и плохо.
Дэвид старается не унывать. Я гляжу на него, пытаясь понять, почему влюбилась в человека, которого, по сути, почти не знаю. Решила, что клин выбивают клином? Не исключено. Но что, если мы связаны на глубинном уровне, что, если мы предназначены друг другу? Именно благодаря Дэвиду я почувствовала вкус к жизни. Изменилась. Стала более сильной и цельной. Я верю, что он должен стать частью моей жизни.
— Было тяжело? — спрашиваю я. — Ну, на суде.
Вообще-то мне хочется узнать, как проявил себя Марри. Он хорошо выступал? Есть ли его вина в том, что Дэвида не выпустили под залог?
— Все прошло так, как и ожидалось. — Лицо Дэвида спокойно, невозмутимо. — Марри прекрасно поработал, — продолжает он, словно прочитав мои мысли. Мы по-прежнему настроены на одну волну. — Как только закончится следствие, дело передадут в суд присяжных.
Мы молчим. Нам не хватает слов, чтобы описать муку от предстоящего нескончаемого ожидания.
— А может, Марри подать апелляцию на решение суда? А я найду… — мой голос слабеет, — юриста поопытнее, который займется твоим делом. — Чувствую себя предательницей. — Ведь у него нет опыта уголовных дел.
— Джулия, Джулия, — увещевает Дэвид, — не торопи события. Пусть все идет своим чередом. И что плохого в том, что мы не выносим сор из избы?
— Мы с Марри разводимся, Дэвид, поэтому он в сложном положении… — Господи, о чем я? За последние три дня на него столько навалилось, а тут еще я со своей семейной тягомотиной. — Прости. Я эгоистка.
Надо сменить тему. Не хочу, чтобы последние минуты были омрачены размолвкой.
— Мне кажется, что Эд… полиция хватается за соломинку. — Так, снова свернула на свое семейство. У нас столь маленький городишко, что от родственников никуда не деться. — И похоже, все улики исключительно косвенные…
Марри объяснил, почему арестовали Дэвида, но как-то туманно. Должно быть, побоялся расстроить меня.
— Марри сказал, что они до сих пор не получили результатов анализа ДНК. Это хорошо. Сейчас все обвинение держится на записи камеры видеонаблюдения и куртке. По словам Марри, есть шанс, что дело закроют еще до того, как тебя облачат в тюремную робу.
Я жду, что Дэвид объяснит, откуда взялась та запись, но он молчит.
Раздается звонок, и охранник кричит, что осталось две минуты. Две минуты пожизненного заключения.
— До свидания, Дэвид. — Я встаю.
Посетители тянутся к выходу, где их обыскивают.
— Если тебя не переведут отсюда, увидимся на следующей неделе.
Он наклоняет голову, отворачиваясь от меня, а я целую его в щеку и секунду стою неподвижно, вдыхая его запах и стыдясь того, что пытаюсь учуять запах вины.
— Джулия, — он серьезно смотрит на меня, — береги себя.
Я киваю и ухожу.
Когда я объявила новость подросткам, Грэдин расплакался как ребенок, а Бренна так туго стянула волосы в узел, будто хотела содрать с себя скальп.
— Вас на время поселят в хорошей семье. Все будет прекрасно, вот увидите. — В жизни не слышала более фальшивого голоса. — Считайте, что это каникулы. А потом для вас найдут постоянное пристанище.
