— Хорошо. И я еще выключу свет, чтобы никто вас не видел.
— Выключите свет? — Это его испугало. Он представил, как входит в темную квартиру, где в засаде сидят детективы. Затем Дик понял, что миссис Хилл не подкачает. — Отлично, — сказал он. — Прекрасно. Я позвоню, прежде чем зайти, и, если у вас будет полиция, вы скажете: «Заходите», — а если нет, то скажете: «Преподобный О'Мэлли, все в порядке».
— Все так и скажу, — возбужденно проговорила она. — Только они не придут.
— Мало ли что может случиться, — возразил Дик. — Запомните только, что нужно сказать. Я позвоню через час.
— Запомню! До скорого свидания!
Дик повесил трубку. По его лицу катил градом пот. Он только сейчас понял, какая в будке духота.
Дик отыскал большой мужской туалет и заказал душ. Он разделся и передал свой костюм черному служителю, чтобы его погладили, пока он будет принимать душ. Теплые иголочки приятно кололи тело, смывая страх и отчаяние. Затем Дик включил холодную воду и почувствовал, что рождается заново. Усталость как рукой сняло. «О'Мэлли так легко не сдается, — весело подумал он. — Подумаешь, потерял восемьдесят семь тысяч. Это ерунда, пока в мире есть дураки».
— Костюм готов, шеф, — доложил служитель, прерывая его мечтания.
— Спасибо, дружище!
Дик вытерся насухо, оделся, заплатил, прибавив на чай, и присел на табуретку чистильщика обуви, читая, пока тот надраивал ему башмаки, о налете и себе самом в утреннем выпуске «Дейли ньюс». Настенные часы показывали 2.21.
Миссис Хилл жила в комплексе Ризерторн, недалеко от Гарлем-Ривер, к северу от 135-й улицы. Она явно с нетерпением ждала его прихода. О'Хара знал этот тип: молодая, считает себя хорошенькой, красивее этих белых женщин, желает преуспеть, подсознательно хочет белых мужчин и в то же время ненавидит их за то, что они мешают ей преуспеть и не признают ее превосходства над белыми женщинами. Ей осточертело унылое существование, и если нет возможности купить свой дом в пригороде, лучше бросить все и уехать в Африку, где ее, вне всякого сомнения, оценят по заслугам. Такие бабы его не волновали, но им можно было доверять.
Дик подошел к стоянке такси. Две пустые машины с белыми шоферами проехали мимо. Тогда цветной таксист заметил его замешательство и, проигнорировав белых пассажиров, подобрал его. Белый полицейский на стоянке сделал вид, что ничего не заметил.
— Белый таксер в Гарлем ни за что не поедет, — сообщил Дику водитель.
— Значит, они лишают себя заработка, а я лично плакать из-за этого не намерен, — отозвался Дик, на что таксист только хихикнул.
На 125-й улице Дик велел шоферу остановиться. Он позвонил миссис Хилл, и та сообщила, что все в порядке. Как только Дик позвонил снизу, она тотчас же нажала кнопку, отпиравшую замок на входной двери. Дик поднялся на лифте на седьмой этаж. Она ждала его на пороге квартиры, погруженной в темноту.
— Я так за вас беспокоилась, — сказала она. — Я думала, вас задержала полиция.
Он одарил ее теплой улыбкой и, похлопав по руке, прошел в квартиру. Она закрыла входную дверь и тоже вошла. Какое-то время они стояли в темной прихожей, касаясь друг друга.
— Можно включить свет, — сказал Дик. — Все в порядке.
Она щелкнула выключателем — возникли очертания комнаты. Занавески были задернуты, шторы опущены, и квартира выглядела именно так, как Дик и предполагал. Из гостиной вел сводчатый проход в маленькую столовую, за которой виднелась прикрытая дверь в кухню. С другой стороны была дверь в спальню и ванную. Полированная дубовая мебель с претензией на дороговизну — такая обычно продается в рассрочку. Вдоль одной из стен гостиной стоял узкий диван, который можно было превратить в постель, что и было сделано. Постель уже была застелена.
Увидев его взгляд, она смущенно сказала:
— Я думала, вы сперва захотите поспать.
— Весьма предусмотрительно с вашей стороны, — отозвался Дик. — Но сначала нам надо поговорить.
— Ну конечно, — с ликованием в голосе произнесла она.
Если что и удивило Дика в квартире, то ее хозяйка. Она действительно оказалась хороша собой. Овальное коричневое лицо, черные вьющиеся волосы. Томные оленьи глаза, маленький вздернутый носик, легкий черный пушок над верхней губой. Широкий чувственный рот, тонкие розовые губы, внезапная улыбка, обнажающая ровные белые зубы. Яркий синий шелковый пеньюар подчеркивал все изгибы и округлости соблазнительного тела.
Дик сел за маленький круглый столик, отодвинутый в сторону, когда готовилась постель, и жестом пригласил хозяйку сесть напротив. Затем он заговорил с торжественной серьезностью:
— Вы сделали все, что нужно для похорон?
— Нет, морг пока не отдает тело, но я собираюсь поручить все похоронному бюро мистера Клея. И еще хочу, чтобы траурная церемония состоялась в вашей — нашей — церкви, а вы произнесли проповедь.
— Конечно, миссис Хилл. К тому времени я надеюсь вернуть украденные деньги, и тогда день скорби станет также днем благодарения.
— Зовите меня Мейбл, — вдруг сказала женщина.
— Хорошо, Мейбл. Я хочу, чтобы завтра вы пошли в полицию и выяснили, что им известно обо всем случившемся. Это поможет нашему расследованию. Вы будете моей Матой Хари, — добавил он с чарующей улыбкой, — разведчицей во имя Господа.
Ее лицо тоже осветилось улыбкой — мягкой и доверчивой.
— Я так волнуюсь, преподобный О'Мэлли, — сказала она, невольно наклоняясь к нему.
В ее позе была такая безграничная преданность, что Дик заморгал. «Господи, — думал он, — покойник еще не успел остыть, а эта стерва уже его забыла».
— Рад слышать это, Мейбл, — сказал он и, взяв ее руку в свои, заглянул ей в глаза. — Я очень на вас надеюсь.
— Я сделаю для вас все, — пообещала женщина.
Ему пришлось проявить немало сил, чтобы сохранить сдержанность.
— Сейчас мы преклоним колена и помолимся за спасение души вашего бедного покойного мужа.
Внезапно ее жар угас, и она опустилась на колени рядом с ним.
— О Господи, Спаситель и Повелитель, упокой душу нашего собрата Джона Хилла, отдавшего жизнь во имя нашего общего блага — возвращения домой в Африку.
— Аминь, — прошептала вдова. — Он был хорошим мужем.
— Ты слышишь, Господи, он был хорошим мужем и честным человеком. Возьми его и упокой, Господи, и смилуйся над его вдовой, которой суждено остаться в нашей юдоли слез, без верного супруга, готового выполнять ее желания и утолять жажду ее плоти.
— Аминь, — прошептала женщина.
— И даруй ей, Господи, новую жизнь и нового мужа, ибо жизнь должна продолжаться наперекор смерти: ведь жизнь вечна, Господи, а мы всего лишь люди.
— Да-да! — воскликнула женщина. — Вот именно!
Дик решил, что пора кончать нести ахинею, а то он и опомниться не успеет, как эта баба затащит его в постель. Ему же хотелось лишь одного — вернуть деньги. Поэтому он сказал:
— Аминь!
Они поднялись с колен, и Мейбл спросила, не желает ли он чем-нибудь подкрепиться. Дик сказал, что съел бы омлет, тосты и кофе выпил. Мейбл отвела его в кухню, где усадила на табуретку за чистенький столик, а сама стала готовить еду. Кухня была в тон остальной квартире: электрическая плита, холодильник, кофейная машина, кухонный комбайн — все электрическое, яркой расцветки и весьма гигиеничное. Дик завороженно следил за ее колышущимися формами под синим шелковым неглиже, когда она проворно двигалась по кухне, наклонялась, доставая из холодильника яйца и сливки, делая несколько вещей одновременно, покачивая бедрами, переходила от плиты к столу.
