Дверь в лето [с рисунками]

— Дэн, ты это придумал в рабочее время или как?

— А? Да нет, не совсем. А что?

— А что у тебя за контракт?

— Контракт? А у меня нет контракта. Кёртис назначил мне жалованье, а Гэллоуэй заставляет фотографироваться и отвечать нанятому для этого рекламному автору на дурацкие вопросы, что и как было.

— Хм… знаешь, дружище, я бы не стал ничего предпринимать, не уточнив своей юридической позиции. Это действительно что-то новенькое. И, по-моему, у тебя эта штука будет работать.

— Я как-то не думал о формальностях…

— Тогда отложи это дело пока. Ты же знаешь, как у фирмы обстоят дела: товары мы делаем хорошие, денежки идут. Но все новинки, которые мы выпустили за последние пять лет — лицензионные. Я ничего не могу протолкнуть через голову Мака. А ты можешь обойти Мака и показать это боссу. Так вот, не делай этого. Если, конечно, не собираешься подарить это фирме просто за зарплату.

Советом я воспользовался. Я продолжал конструировать, но сжигал все чертежи, стоившие внимания, — мне они были не нужны: всё это уже было у меня в голове. Чувства вины я не испытывал: фирма не захотела нанять меня в качестве инженера. Они предпочли взять меня на роль манекена для Гэллоуэя. А когда моя рекламная ценность истощится до нуля, мне заплатят месячное жалованье, скажут спасибо и выставят вон.

Но к тому времени я стану настоящим инженером и смогу открыть собственное дело. И если Чак решит уйти со мной — я возьму его в долю.

Джек Гэллоуэй не продал историю обо мне газетчикам. Вместо этого он стал заигрывать с крупными журналами. Он хотел, чтобы «Лайф» сделал обо мне разворот, связав его с тем, старым, тридцатилетней давности — о первой модели «Золушки». «Лайф» на это не клюнул, но в нескольких других журналах в ту весну кое-что появилось в блоке с рекламой. Я хотел отрастить бороду, но потом решил, что меня, во- первых, никто не узнает, а во-вторых, мне наплевать, даже если и узнают.

Иногда я получал дурацкие письма. Например, один тип написал мне, что я буду вечно гореть в адском пламени за то, что посягнул на Божественные предначертания относительно моей судьбы. Я кинул письмо в корзину и подумал, что, если бы Богу действительно было это неугодно, он бы никогда не допустил появления Холодного Сна. Во всех остальных отношениях меня не беспокоили.

Но третьего мая 2001 года мой телефон зазвонил. «Миссис Шульц на линии, сэр. Вы ответите?»

Шульц? Вот чёрт: я же обещал Доути, когда звонил ему в прошлый раз, что разберусь с этим. Но так и не занялся — не хотелось. Я был уверен, что это одна из тех чудачек, что пристают к сонникам с глупыми вопросами.

Но ведь Доути сказал, что она звонила несколько раз с тех пор, как я вышел из хранилища в декабре. В соответствии со своими правилами хранилище не сообщало ей моего адреса, согласившись только передать, что она звонила.

Ну что ж, ради Доути… «Соедините, пожалуйста».

— Хэлло! Это Дэнни Дэвис? — Экрана в моём офисе не было, и она не могла меня видеть.

— Да. Ваше имя Шульц?

— Ах, Дэнни, милый, как я рада слышать твой голос!

Я не ответил. Она заговорила опять:

— Ты что, не узнал меня?

Узнал. Ещё как узнал… Это была Белла Джентри.

7

Я согласился встретиться с нею.

Первым моим побуждением было послать её ко всем чертям и повесить трубку. Но я давно понял, что мстить глупо. Пита местью не вернёшь, а если отомстить удачно, то и в тюрьму угодить недолго. Да я и не думал про Беллу с Майлсом с тех пор, как перестал их разыскивать.

Но Белла почти наверняка знала, где Рики. Я решил встретиться с нею.

Она хотела, чтобы я пригласил её пообедать. Я решил этого не делать: я не очень внимателен к тонкостям этикета, но еду, трапезу можно делить только с друзьями. Встретиться — пожалуйста, но есть и пить с нею у меня не было никакого желания. Я спросил её адрес и сказал, что приеду вечером.

Это оказалась дешёвая меблирашка в той части города, которая ещё не вошла в Новый План. Квартира была на последнем этаже. Ещё не дойдя до её двери, я понял, что от моих акций проку ей было немного, иначе она бы тут не жила. Я позвонил.

Когда я увидел её лицо, то понял, что месть моя опоздала. Годы и она сама отомстили лучше, чем я сумел бы это сделать.

Если даже поверить тому, что она сама когда-то говорила о своем возрасте, то ей было не меньше пятидесяти пяти. А на самом деле, пожалуй, — ближе к шестидесяти. Если женщина возьмёт на себя труд побеспокоиться о себе, то, благодаря гериатрии и эндокринологии, может выглядеть на тридцать ещё лет тридцать после того, как ей сравняется тридцать. Некоторые звёзды нынешнего завлекино играют роли юных девушек, хотя у них уже внуки.

Белла об этом не позаботилась.

Толстая, оплывшая, с визгливым голосом и манерами котёнка, она, похоже, до сих пор считала своё тело своим главным достоянием: одета она была в неглиже из «стиктайт», что позволяло безошибочно определить в ней существо женского пола, принадлежащее к отряду млекопитающих, перекормленное и страдающее малоподвижностью.

Она же ничего этого, похоже, не замечала. Некогда острый ум потерял чёткость восприятия; осталась только её всепожирающая самоуверенность. С радостным воплем она кинулась мне на шею, и, наверное, поцеловала бы, не вырвись я вовремя из её объятий.

Я успел схватить её за руки.

— Спокойнее, Белла.

— Но, милый! Я так рада, так счастлива! Так, безумно рада видеть тебя!

— Да уж, могу себе представить. — Я шёл к ней с твёрдой решимостью держать себя в руках, выяснить только то, что меня интересовало, и уйти восвояси. Похоже, это будет нелегко.

— А помнишь, каким ты видела меня в последний раз? По уши накачанным зомбином, чтобы ты могла засунуть меня в хранилище?

Она удивилась и даже обиделась.

— Но, милый, это же было для твоей пользы! Ты же был так болен. — Похоже, она успела сама в это поверить.

— О'кей, о'кей. А где Майлс? Ты вроде теперь миссис Шульц?

Глаза у нее стали круглыми от удивления.

— А разве ты не знаешь?

— О чем?

— Бедный Майлс… ах, бедный мой Майлс. После того, как ты нас покинул, Дэнни, он протянул меньше двух лет. — Лицо её внезапно исказила гримаса злобы. — Обманул меня, гадина!

— Ай-яй-яй… — («Интересно, — подумал я, — как он умер? Сам упал или подтолкнули? Или мышьяк в суп?») Я решил не отвлекаться от главного, пока у неё игла совсем с дорожки не соскочила. — А что сталось с Рики?

— Рики?

— Ну, с Фредерикой, падчерицей Майлса.