Дверь в лето [с рисунками]

во времени на скрипучей телеге. Но беда в том, что я не могу попасть обратно. Всё, что так тревожит меня, случилось тридцать лет назад. Я бы вернулся обратно и выяснил бы правду… если бы существовали настоящие путешествия во времени.

Он посмотрел на меня.

— Но они существуют.

— Что?

Он внезапно протрезвел.

— Зря я это брякнул…

Я сказал:

— Может, и зря, но ты уже брякнул. Так что объясни мне, что ты имел в виду, прежде чем я опрокину тебе на голову эту кружку.

— Извини, Дэн. Сорвалось.

— Говори!

— Вот этого-то я сделать и не могу. — Он оглянулся по сторонам. Поблизости никого не было. — Это засекречено.

— Путешествия во времени засекречены? Господи, почему?

— Чёрт побери, парень, ты что, никогда на правительство не работал? Да они бы и секс засекретили, если б могли. Какие тут нужны «почему»? Это просто их политика. Но поскольку это всё- таки засекречено, извини; не могу. Так что отстань.

— Но… не дури, Чак, мне же это очень важно. Ужасно важно. — Он упрямо смотрел на свою пустую кружку. Я добавил: — Ну, мне — то ты можешь рассказать. У меня как-никак был допуск «СС». И меня никто его не лишал. Просто я больше не работаю на правительство.

— А что такое «допуск «СС»?

Я объяснил, и он наконец кивнул.

— Ясно. У нас это называется «статус Альфа». Да, парень, ты, видно, был на горячей работёнке. У меня и то только «Бета».

— Тогда почему ты не можешь мне рассказать?

Но он заупрямился, и тогда я сказал презрительно:

— Я думаю, что такого быть не может. Я полагаю, у тебя просто отрыжка с перепою. Ну, бывает!..

Он некоторое время торжественно смотрел на меня. Потом сказал:

— Дэнни?

— А?

— Я тебе расскажу. Только помни про свой статус Альфа, парень. А расскажу я тебе потому, что это никому не повредит. Я хочу, чтобы ты понял: для тебя и твоих проблем в этом деле решения нет. Это действительно путешествие во времени, да только применить его практически тебе вряд ли удастся.

— Почему?

— Дай досказать, а? Установка не отлажена, и нет никакой надежды, что её когда-нибудь отладят. Она не имеет никакого практического значения, даже для исследователей. Это просто побочный продукт исследований в области антигравитации, вот поэтому его и засекретили.

— Но ведь антигравитацию-то, чёрт возьми, рассекретили!

— Ну и что из этого? Если бы это можно было применять в коммерческих целях — тогда, может быть, это тоже рассекретили бы. Так что молчи.

Боюсь, что я ещё что-то говорил, но лучше уж я скажу, что сразу же приумолк. Когда Чак учился на последнем курсе в Колорадском университете, в Боулдере, он подрабатывал техником-лаборантом. У них там была большая криогенная лаборатория, и сперва он работал в ней. Но университет отхватил жирный кусок — подписал с военными контракт на исследования, связанные с эдинбургской теорией поля. В горах, за городом, построили новую большую физическую лабораторию. Чака перевели туда, в распоряжение профессора Твитчела — Хьюберта Твитчела, который чуть не получил Нобелевскую премию, и это «чуть» его крепко задело.

— Твитчу нашему взбрело в голову, что если бы он дал поляризацию по другой оси, то мог бы не только довести гравитационное поле до нуля, но и изменить его знак!

Ничего не вышло. Тогда данные эксперимента он загрузил в компьютер. Увидев результаты, он выкатил глаза. Мне он их, ясное дело, не показал. В тест-камеру установки — тогда в тех краях ещё были в обращении металлические деньги — он сунул два серебряных доллара, заставив меня перед этим пометить их. Он нажал на кнопку соленоида, и они исчезли.

— Не то чтобы трюк был необыкновенный, — продолжал Чак. — Для полного эффекта надо было бы, чтобы он достал их из уха или из носа какого-нибудь мальчишки, согласившегося выйти на сцену. Но его, видимо, результаты опыта устраивали. Меня тоже — мне платили повременно.

Через неделю один из этих долларов появился в камере снова. Только один. Но ещё до этого как-то раз во время уборки — шефа не было, — в камере появилась морская свинка. У нас в лаборатории таких не было, раньше я её там не видел, поэтому захватил с собой и на обратном пути показал нашим биологам. Они сосчитали своих: вроде все были на месте, хотя с морскими свинками, сам знаешь, полной уверенности нет. Тогда я взял её домой — пусть поживет.

После возвращения того единственного доллара Твитч навалился на работу так, что даже бриться перестал. В другой раз он поставил такой же эксперимент на двух свинках из биологической лаборатории. Одна из них показалась мне очень знакомой, но получше рассмотреть её я не успел: он нажал свою красную кнопку, и свинки исчезли.

Когда одна из них — та, что не была похожа на мою, — вернулась дней через десять, Твитч понял, что дело в шляпе. Тут заявился тип из оборонного отдела — этакий штабист-полковник. Оказалось, тоже профессор. По ботанике… Очень кадровый тип. Твитчу он был нужен, как… Но этот полковник заставил нас принести ещё одну присягу, сверх наших допусков. Он решил, что наткнулся на величайшее изобретение в военном искусстве с тех времён, как Цезарь изобрел копировальную бумагу. Что он придумал: берёшь дивизию, посылаешь её в прошлое или будущее, на то сражение, которое проиграл либо проиграешь, — и победа за нами. Противник даже не догадывается, что произошло. Это всё, конечно, была сущая галиматья, и генеральскую звезду за это дело он не получил. Но гриф «совершенно секретно», который он на это дело поставил, пристал и стоит, насколько мне известно, по сию пору: о рассекречивании я не слышал.

— Для военных нужд это вполне можно использовать, — возразил я, — как мне кажется, если придумать камеру, способную отправлять в путешествие сразу дивизию солдат. Нет, погоди минутку: я понял, в чём тут собака зарыта. Они у вас всегда шли парами. Значит, нужны две дивизии: одна пойдет в прошлое, другая — в будущее. Одну вы, естественно, просто теряете… По-моему, умнее всего просто иметь дивизию в нужном месте и в нужное время.

— Ты прав, хотя рассуждаешь и неверно. Совсем не обязательно посылать в разные стороны две дивизии или двух свинок, вообще два одинаковых объекта. Надо просто уравнять массы. Можно послать дивизию солдат и кучу камней, которые весят столько же. Это же просто правило действия и противодействия — третий закон Ньютона. — Он опять начал рисовать по столу пролитым пивом. — MV равняется MV… базисная формула реактивного движения. Производная формула путешествий во времени — МТ = mt.

— Все равно не понимаю, в чём я не прав. Камни — штука недорогая.

— Пошевели мозгами, Дэнни. Ракету можно на что-то нацелить, ядри её в загиб. А как целиться в прошлую неделю? Ну-ка, покажи, где она сейчас? Никакого понятия, которая из масс отправится вперед, а которая — назад. Способа ориентировать оборудование во времени мы ещё не нашли.

Я примолк в тряпочку. Действительно, может получиться неловко, если генералу вместо дивизии солдат забросят кучу камней. Неудивительно, что экс-профессор так и не стал генералом. Чак тем временем продолжал:

— Тут надо рассматривать две массы как пластины конденсатора, заряженные до одинакового темпорального потенциала. Потом происходит разряд: шмяк! — одна из них направляется в середину будущего года, а вторая — в историю. Вот только жаль, что никогда не знаешь, какая куда. Но худшее — не это. Ты же не сможешь вернуться.