Руфо сказал.
— Босс, если оно движется, стреляйте. Если говорит, режьте ему глотку. От этого портится большинство иллюзий. Программы действий вам не требуется; там будем только мы — и все остальные. Так что, когда возьмет сомнение, убивайте. Никаких хлопот.
Я улыбнулся ему.
— Никаких хлопот, О'кей, волноваться будем, когда попадем туда. Так что давайте кончать разговоры.
— Да, милорд муж, — поддержала меня Стар. — Нам лучше несколько часиков поспать.
Что-то изменилось в ее голосе. Я посмотрел на нее и заметил маленькую разницу и в ее внешности. Она казалась меньше ростом, мягче, женственней и податливее, чем та амазонка, которая меньше двух часов тому назад выпускала стрелы в зверей в сотни раз больше себя.
— Хорошая мысль, — медленно сказал я и огляделся. Пока Стар вычерчивала лабиринты Башни, Руфо упаковал все, что нельзя было забрать, и
— как я заметил — положил одну подстилку у одной стены пещеры, а две других рядышком как можно дальше от первой.
Я послал ей немой вопрос, глянув на Руфо и пожав плечами, подразумевая: «А теперь что?»
Ответный ее взгляд не говорил ни да ни нет. Вместо этого она сказала:
— Руфо, ложись-ка спать и дай своей ноге отдохнуть. Не ложись на нее. Или животом вниз, или лицом к стене.
Впервые Руфо высказал свое недовольство тем, что мы сделали. Он ответил резким тоном, не на то, что сказала Стар, а на то, что она могла подразумевать:
— Меня и за деньги смотреть не заставишь!
Стар обратилась ко мне таким тихим голосом, что я едва его расслышал:
— Простите его, милорд муж. Он пожилой человек, и у него случаются капризы. Как только он ляжет спать, я сниму свет со стен.
Я прошептал:
— Стар, любимая моя, мне все-таки кажется, что медовый месяц мы проведем не так.
Она вгляделась в мои глаза.
— Такова ваша воля, милорд любовь?
— Да. В рецепте упоминаются кувшин вина и каравай хлеба. Ни слова о компаньонах. Уж извини.
Она положила мне на грудь свою изящную руку, подняла на меня взгляд.
— Я рада, милорд.
— Вот как? — Я не понял, зачем ей надо было сказать об этом.
— Да. Нам обоим нужен сон. Для завтрашнего утра. Чтобы ваша могучая правая рука смогла подарить нам много утренних зорь.
У меня отлегло от сердца, и я улыбнулся ей.
— Ладно, моя принцесса. Только я что-то сомневаюсь, что засну.
— О, конечно, заснете!
— Поспорим?
— Выслушайте меня, милорд любимый. Завтра… когда вы победите… мы тотчас же отправимся ко мне домой. Без дальнейших хлопот и ожиданий. Мне хотелось бы, чтобы вы знали язык, на котором у нас говорят, чтобы не чувствовать себя чужим. Я хочу, чтобы он стал сразу же и вашим домом. Так как же? Согласен милорд муж приготовиться ко сну? Улечься и позволить мне дать ему урок языка? Вы уснете, вы знаете, что уснете.
— Ну… это недурная мысль. Но ведь тебе сон нужен даже больше, чем мне.
— Прошу прощения, милорд, но это не так. Четырех часов сна хватит, чтобы шаг мой стал легок, а на губах играла песня.
Пять минут спустя я уже лежал пластом, глядя в самые прекрасные из всех миров глаза, и слушал, как любимый ее голос что-то тихо говорит на непонятном мне языке…
ГЛАВА XIV
РУФО тряс меня за плечо.
— Завтрак, босс!
Он всучил мне в одну руку сэндвич, а в другую кружку пива.
— Этого на сражение хватит, а второй завтрак уже упакован. Я выложил чистую одежду и ваше оружие и, как только вы поедите, помогу вам одеться. Только поторопитесь. Через несколько минут нам пора. — Он был уже одет и подпоясан.
Я зевнул, откусил от сэндвича кусок (анчоусы, ветчина и майонез с чем-то, не совсем похожим на помидоры, и салат-латук) и огляделся. Соседнее со мной место пустовало, но Стар, казалось, только что встала; она была не одета. Она стояла на коленях в центре пещеры, рисуя на полу какой-то большой чертеж.
— Доброе утро, болтушка, — сказал я. — Пентаграмма?
— Ммм… — ответила она, не поднимая глаз.
Я подошел поближе и посмотрел на ее работу. Что бы это ни было, основано оно было не на пятилучевой звезде. Три основных центра, все очень запутано, там и сям какие-то надписи — я не узнал ни языка, ни шрифта — и единственно понятным, что я мог из всего этого извлечь, было нечто напоминающее гиперкуб, изображенный в анфас.
— Завтракала, голубка?
— У меня сегодня пост.
— Ты и так кожа да кости. Это что, гессеракт?
— ПОМОЛЧИТЕ!
Она отвела со лба волосы, подняла на меня глаза и грустно улыбнулась.
— Извините, дорогой. Все ведьмы стервы, это точно. Только, пожалуйста, не заглядывайте мне через плечо. Мне приходится работать по памяти — все книги я потеряла в том болоте, — а это трудно. И пожалуйста, не надо сейчас вопросов, очень прошу. Вы можете поколебать мою уверенность, а я не должна колебаться.
Я сделал ножкой. — Прошу вашего прощения, миледи.
— Не надо быть со мной официальным, дорогой. Во всяком случае, любите меня и подарите мне коротенький поцелуй — а потом оставьте меня.
Ну, тут я наклонился, одарил ее высококалорийным поцелуем с майонезом и оставил ее в покое. Доканчивая сэндвич и пиво, я оделся и разыскал созданную природой нишу перед самой линией защиты в проходе, ту, которая была отведена под мужской туалет. Когда я вернулся, Руфо ждал меня с портупеей в руках.
— Босс, вы бы даже на собственную казнь опоздали.
— Я на это надеюсь.
Несколько минут спустя мы уже стояли на диаграмме. Стар на точке подающего, а мы с Руфо в первом и третьем «домах». Мы с ним полностью увешаны: я двумя флягами и портупеей Стар (застегнутой на первую дырочку), да и своей собственной, Руфо с перекинутым через плечо луком Стар и двумя колчанами, плюс ее медицинская сумка и наша еда. Под левое плечо у каждого из нас был заткнут большой лук, каждый держал обнаженную саблю. Трико Стар свисало неаккуратным хвостом у меня из-за пояса, куртка ее комком торчала под поясом Руфо, а котурны ее и шапочка были распиханы по карманам — и т.д. Мы были похожи на барахолку.
Но со всем тем у нас с Руфо все-таки остались свободными левые руки. Мы встали лицом наружу с оружием на изготовку, протянули руки назад, и Стар крепко сжала обе наши ладони. Она стояла точно в центре, крепко упершись ногами в пол, и была одета в соответствии с профессиональными требованиями, предъявляемыми к ведьмам, занятым сложным делом, то есть даже без заколок в волосах. Она великолепно выглядела: волосы взлохмачены, глаза блестят, лицо пылает румянцем. Мне было жаль поворачиваться к ней спиной.
— Готовы, кавалеры? — осведомилась она с волнением в голосе.
— Готов, — отозвался я.
