Оглядевшись, я увидела Кларка. Он спокойно сидел на месте, только мельком глянул на меня и сказал:
— Дура.
И тут я увидела дядю, он сидел в другом кресле. Я уже заорала от радости и бросилась было обнимать его, но руки у миссис Грю стали — точно железные. Она мягко сказала:
— Нет-нет, милочка, не так быстро.
И продолжала меня держать, а кто-то (это был Дундук) подошел сзади и сделал что-то с моей шеей.
А потом я получила в полное свое распоряжение большое, удобное кресло, но оно мне ни капельки не понравилось, потому что у меня ничего не двигалось ниже шеи. Чувствовала я себя прекрасно, только покалывало что-то, но даже пальцем шевельнуть не могла.
А дядя был здорово похож на мистера Линкольна, скорбящего по убитым при Ватерлоо. Он так ни слова и не сказал.
— Что ж, — радостно заговорила миссис Грю, — теперь все семейство в сборе. Ну как, сенатор? Теперь вы готовы трезво оценить ситуацию?
Дядя едва заметно покачал головой.
— Ну как же так? Мы очень хотим, чтобы вы приняли участие в конференции, но попасть туда вы должны с правильной точкой зрения. Если мы не договоримся, вряд ли кто-нибудь из вас выйдет отсюда. Разве это не очевидно? И это будет крайне огорчительно, если коснется детей.
— Кончай фуфло толкать, да я скорее с тобой стопарик яду выпью, — заговорил дядя.
— О, я не думаю, что вы всерьез.
— Еще как всерьез! — взвизгнул Кларк. — А ты — морда уголовная! Да я тебя…
Похоже, Кларк на нее жутко зол — он всегда презирал грубость; говорит, она свидетельствует об умственной неполноценности.
Миссис Грю спокойно, даже с нежностью взглянула в его сторону и позвала Дундука.
— Забери его и не давай спать, пока не помрет.
Дундук взял Кларка и унес, но братец все же оставил последнее слово за собой:
— А еще, — орал он, — ты в картах жульничаешь! Я сам видел.
На секунду миссис Грю, казалось, вправду обиделась, но затем вновь изобразила на лице подобие участливой мины и сказала:
— Теперь у меня оба ваших подопечных, так что одним можно пожертвовать. Особенно принимая во внимание, как сильна ваша привязанность к Подди. Некоторые, например, психиатры, сказали бы, что вы слишком сильно привязаны к ней.
Я прожевала услышанное и решила: если удастся когда-нибудь выбраться из этой ямы, сделаю из ее шкуры половик и подарю дяде Тому.
Дядя не отвечал. Вскоре снаружи раздался противный скрежещущий грохот… будто там кто-то, взяв в руки ржавую железяку, колотит ею по другой такой же. Миссис Грю заулыбалась еще шире.
— Это жестоко, зато действенно. Когда здесь было ранчо, этот предмет был водонагревным баком. К несчастью, он слишком мал, чтобы сидеть или стоять в нем, но такой грубый мальчишка не может рассчитывать на то, что здесь станут заботиться об удобствах. Шум же происходит оттого, что обрезком трубы бьют снаружи по стенкам бака, — она моргнула и приняла задумчивый вид. — Видимо, нам будет неудобно продолжать беседу под этот грохот. Вероятно, мне следует распорядиться, чтобы бак отодвинули подальше. Хотя, возможно, наш разговор закончился бы быстрее, если бы бак, наоборот, придвинули поближе, чтобы вы слышали также и звуки, исходящие изнутри. Как вы полагаете, сенатор?
Тут я вмешалась в разговор:
— Миссис Грю!
— Да, дорогая? Подди, извини, я сейчас очень занята. Позже мы с тобой еще славненько почаевничаем, а пока что… Сенатор, вы…
— Миссис Грю, вы совершенно не знаете дядю! Таким способом от него ничего не добиться.
— По-моему, — ответила она, подумав, — ты, моя дорогая, преувеличиваешь. Принимаешь желаемое за действительное.
— Нет, нет, нет! Во всей вселенной не существует способа заставить дядю Тома сделать что-нибудь против интересов Марса! Но если вы над Кларком или надо мной будете издеваться, он станет только тверже. Конечно, он любит нас обоих, но, действуя таким способом, вы напрасно потеряете время, — я говорила как можно быстрее и искреннее. Кажется, я слышала вопли Кларка. Конечно, это вряд ли было возможно — лязг стоял просто адский, но однажды, еще маленьким, он свалился в корзину для бумаг и орал там, пока я его не спасла. Наверное, мое подсознание и выдавало мне сейчас те самые крики.
Миссис Грю дружелюбно улыбнулась.
— Подди, дорогая, ты ведь еще совсем маленькая девочка, и головка твоя забита разной чепухой. Сенатор же сделает то, чего я от него хочу.
— Черта с два он сделает, если вы Кларка убьете!
— Помолчи, дорогая. Помолчи и дай мне объяснить, иначе придется дать тебе пару пощечин, чтобы ты замолкла. Я вовсе не намерена убивать твоего брата…
— Но вы сказали…
— Ти-хо! Туземец, забравший его, не понял, что я сказала. Он понимает всего несколько слов на орто и ни одной законченной фразы. И все мои слова были сказаны только ради пользы твоего брата. Когда его принесут назад, он будет стенать и умолять твоего дядю сделать все, что я попрошу, — она опять мило улыбнулась. — Внушенные тебе заблуждения, в частности, состоят в том, что патриотизм либо подобная ему глупость может быть выше личных интересов человека. Поверь, я ни на секунду не сомневаюсь, что для такого старого политика, как твой дядя, патриотизм — пустая абстракция, не более. А тревожит его лишь то, что он немедленно кончится как политик, когда сделает то, о чем я прошу. А сделает это он обязательно. Верно, сенатор?
— Мадам, — строго ответил дядя Том, — не вижу смысла препираться с вами.
— И я тоже! И мы не станем препираться. Но пока я объясню все Подди, вы тоже послушайте. Дорогая! Твой дядя упрям и сам не сможет подготовить свою политическую кончину достаточно умело. Мне нужны ниточки, чтобы направлять его танец, и ты, я уверена, на роль такой ниточки очень даже подходишь.
— Ничего подобного!
— Ты хочешь, чтобы я ударила тебя по лицу? Или лучше заткнуть тебе рот? Дорогая, ты мне нравишься, не вынуждай применять насилие. Я сказала, что подходишь ты — но не твой брат. Без сомнения, твой дядя для публики изображает, будто относится к вам одинаково хорошо — подарки там на Рождество и ко дню рождения и все такое прочее. Но ведь это очевидно: твой братец ни у кого не может вызвать любви! Рискну предположить, даже у собственной матери. А вот тебя сенатор любит, и гораздо сильнее, чем хотел бы показать. Итак, в настоящее время я слегка мучаю твоего брата — ничего особенного, в самом худшем случае только оглохнет, — чтобы продемонстрировать твоему дяде, что может случиться с тобой, если он не станет послушным мальчиком и не сыграет свою роль так, как мне потребуется.
Она задумчиво посмотрела на дядю.
— Сенатор, я никак не могу принять решение. Какой из двух возможных методов в вашем случае лучше? Видите ли, я хочу, чтобы вы, согласившись сотрудничать, помнили: вы согласились. А то политики временами бывают очень непостоянны. Когда я вас отпущу, стоит ли посылать с вами, в качестве узелка на память, вашего племянника? Или лучше оставить его здесь и обрабатывать — понемногу, но систематически — на глазах у его сестры? Так ей будет легче проникнуться мыслью о том, что произойдет с ней, если вы выкинете в Луна-Сити что-либо не то. Что скажете, сэр?
— Вопрос ваш, мадам, не по существу.
— Вот как?
— Меня не будет в Луна-Сити, если дети не поедут со мной. В целости и сохранности.
— Это, сенатор, для публики, — хмыкнула миссис Грю. — Мы поговорим позже. А пока что… — она бросила взгляд на старинные часики, приколотые к ее тяжеловесному лифу. — Думаю, пора прекратить этот
