увеличить субсидирование розничных продаж на три и одну десятую процента и увеличить месячный доход граждан на двенадцать кредитов – если только Совет экономической политики не решит распределять прирост общественного дохода иным способом.
– «С каждым днем я становлюсь богаче», – резюмировал Гамильтон. – Знаете, Клифф, эта ваша денежная машина – чудесное приспособленьице. Поистине курочка, несущая золотые яйца!
– Понимаю вашу классическую аллюзию, – согласился Монро-Альфа, – однако интегратор ни в каком смысле не является производящей машиной. Это лишь компьютер, сопряженный с интегрирующим предиктором.
– Знаю, – рассеянно отмахнулся Гамильтон. – Скажите-ка, Клифф, а что будет, если я возьму топор и вдребезги разнесу эту вашу игрушку?
– Вас станут допрашивать, чтобы выяснить побудительные причины.
– Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть. Что случится с системой экономики?
– Полагаю, – проговорил Монро-Альфа, – вы хотите, чтобы я отметил, будто заменить машину невозможно? Любой из интеграторов региона мог бы…
– Разумеется. К черту их все.
– Тогда мы окажемся вынуждены прибегнуть к утомительным статистическим расчетам. Произойдет задержка на несколько недель – пока накопившиеся ошибки не будут исправлены в следующем прогнозе. Но ничего особо существенного не случится.
– Все это ерунда. Я хочу понять вот что: если никто не станет подсчитывать количество кредитов, которые необходимо выпустить, чтобы сбалансировать производство и потребление – что произойдет в этом случае?
– Ваше гипотетическое допущение так далеко от реальности, что теряет всякий смысл, – заявил Монро-Альфа. – Но если принять его, несомненно случится серия кризисов и бумов – наподобие тех, что имели место в начале двадцатого века. В предельном случае они могли бы даже привести к войне. Но ничего подобного, разумеется, не произойдет – структурная природа финансов слишком глубоко вросла в нашу культуру, чтобы псевдокапитализм смог вернуться. Всякий ребенок понимает основы расчетов и производственного баланса – для этого даже начальной школы кончать не надо.
– Я не понимал.
Монро-Альфа снисходительно улыбнулся.
– Трудно поверить. Вы же знаете Закон Стабильных денег.
– В стабильной экономике эмиссия денег, свободных от долгов, должна равняться сумме добавочных капиталовложений, – процитировал Гамильтон.
– Именно. Но это формулировка Рейзера. В целом мышление у Рейзера здравое, но он обладает удивительным талантом туманно излагать самые простые вещи. Можно объяснить это гораздо проще. Экономические процессы столь разнообразны в деталях и влекут за собой так много отложенных действий, что человек не в состоянии осмыслить их, не прибегая к системе символов. Эту систему мы называем финансами, а символы – деньгами. Символическая структура должна абсолютно точно соответствовать физической связи между потреблением и производством. Мое дело – следить за действительным развитием процессов и давать Совету экономической политики рекомендации, на основании которых производятся изменения в структуре символов, приводящие ее в соответствие с физической структурой.
– Будь я проклят, если вы изложили это хоть чуточку проще, – пожаловался Гамильтон. – Ну да ничего – я ведь не говорил, будто не понимаю этого сейчас; я лишь сказал, что не понимал, будучи ребенком. Но если по чести – не проще ли было бы установить коллективную систему и покончить с этим?
– Структура финансов является универсальной теорией и приложима к любому типу государственного устройства, – покачал головой Монро-Альфа. – Завершенный социализм будет так же нуждаться в структурной точности расчета цен, как и свободное предпринимательство. Соотношение уровня общественной собственности с уровнем частного предпринимательства – вопрос культуры. Пища, например, конечно, бесплатна, однако…
– Остановитесь, дружище. Вы только что напомнили мне об одной из двух причин, по которым я к вам заглянул. Как насчет обеда? Вечер у вас не занят?
– Частично. В девять у меня свидание с ортосупругой, но до того я свободен.
– Вот и хорошо. Я нашел новый платный ресторан в Меридиэн-Тауэр. Это будет сюрприз вашему пищеварительному тракту – гарантирую либо расстройство желудка, либо сражение с шеф-поваром.
Монро– Альфа заколебался -ему уже случалось участвовать в гастрономических авантюрах Гамильтона.
– Может, сходим в нашу столовую? Зачем платить наличными за плохой обед, если хороший включен в вашу основную прибыль?
– Потому что еще один сбалансированный обед окончательно меня разбалансирует. Пошли.
– Не хочу бороться с толпами, – покачал головой Монро-Альфа. – Честное слово, не хочу.
– Признайтесь, люди вам не нравятся?
– Неприязни они мне не внушают. По крайней мере, каждый в отдельности.
– Но они вам не нравятся. А мне по душе. Люди забавнее, чем кто бы то ни было. Сохрани Боже их маленькие глупые сердца – они способны порой на самые безумные вещи.
– А вы, разумеется, единственный нормальный среди сумасшедших?
– Я? Вот уж нет. Я – затянувшаяся шутка над самим собой. Напомните, чтобы я как-нибудь рассказал об этом. Но вот второй повод, по которому я к вам пришел. Обратили вы внимание на мое новое оружие?
Монро– Альфа бросил взгляд на кобуру Гамильтона. На самом деле он не заметил, что у его друга появилось новое оружие. Приди Феликс безоружным, Монро-Альфа, естественно, обратил бы на это внимание, но особой наблюдательностью в этом отношении он не отличался и вполне мог провести с человеком два часа, даже не задумавшись над тем, что у того в кобуре -коагулятор Стокса или обычный игольчатый излучатель. Но теперь, приглядевшись специально, он сразу же понял, что Гамильтон вооружен чем-то новым, но чертовски странным и неуклюжим.
– Что это?
– Это? – Гамильтон вытащил оружие из кобуры и протянул собеседнику. – Хотя да! Вы же не знаете, как с ним обращаться, и оторвете себе голову. – Он нажал кнопку на рукоятке и длинный плоский контейнер упал ему на ладонь. – Вот, я вырвал ему зубы. Видели когда-нибудь хоть что-то подобное?
Монро-Альфа осмотрел механизм.
– Ну… думаю, да. Это ведь музейная реликвия, не правда ли? Ручное стрелковое оружие взрывного действия.
– И да и нет. Это новинка, но представляет собой точную копию экспоната из коллекции Смитсонианского института. Называется «автоматический пистолет Кольта [Кольт, Сэмюэл (1814-1862) – американский конструктор и промышленник, усовершенствовавший револьвер и основавший фирму стрелкового оружия] калибра ноль сорок пять».
– Ноль сорок пять – чего?
– Дюйма.
– Дюйма?… Постойте-ка, сколько ж это будет в сантиметрах?
– Минутку… Три дюйма составляют ярд, а ярд – это около метра. Нет, не может быть [Действительно, не может быть, потому что в одном ярде (91,44 см) заключено три фута (30,48 см), в каждом из которых двенадцать дюймов (2,54 см). Калибр пистолета, таким образом, 11,4 мм]. Одним словом, так обозначается диаметр пули, которую пистолет выбрасывает. Вот, посмотрите, – Гамильтон извлек из обоймы патрон. – Чертовски близок к толщине моего большого пальца.
– И при ударе, полагаю, взрывается?
– Нет, просто прокладывает себе путь.
– Звучит не слишком впечатляюще.
– Вы будете удивлены, старина, – эта штука пробивает в человеке такую дырищу, сквозь которую собака пробежит.
Монро-Альфа протянул пистолет обратно.
– А тем временем противник прикончит вас лучом, который мчится в тысячу раз быстрее. Химические процессы очень медленны, Феликс.
