Ее голос отвечал:
— А что бы вы мне посоветовали сделать? Причалить к какой-нибудь звезде?
— Я говорил тебе — нельзя сюда лезть! Если ты не будешь подчиняться моим приказам — я просто посажу тебя под замок!
Я добрался до них, отключил свой передатчик и, — приблизившись к Тини вплотную, так что шлем упирался в шлем, сказал:
— Босс, ты же — в режиме передачи!
— О! — воскликнул он и тут же выключил передатчик. Она свой отключать не стала:
— Послушайте, вы, бабуин несчастный, вы же сами послали поисковую партию, чтобы убрать всех оттуда, я не стала их дожидаться, потому и вышла наружу. А про страховочный фал я и знать не знала. Вы же держите меня взаперти!
Я оттащил Тини в сторону, и он приказал главному электрику начинать. А когда мы увидели великолепное, невиданное доселе зрелище взрывных работ, мы сразу забыли обо всем. Это было похоже на огромное колесо Святой Екатерины, расцвеченное ракетными вспышками. И все в абсолютной тишине, вокруг был открытый космос — ну просто сказочная картина!
Взрывные работы закончились, и показались жилые отсеки, раскручивающиеся подобно маховику; мы с Тини выдохнули с облегчением. Затем пробрались внутрь, чтобы «глотнуть» тяжести.
Ощущение было забавным. Пройдя через «ступицу», я спустился по трапу, чувствуя, как вновь обретаю вес по мере приближения к краю. И так же, как и в тот раз, когда я впервые испытал его отсутствие, накатил приступ морской болезни. Икры свело судорогой, и я едва смог идти.
Мы все проверили, потом прошли в кабинет и только тут, наконец, присели. В кабинете было уютно — ровно одна треть от величины силы тяжести на краю, как раз столько, чтобы не испытывать неудобств. Тини погладил ручки кресла и усмехнулся:
— А всех бездельников — в изоляцию, в Д-113.
— Кстати, об изоляции, — на пороге стояла мисс Глория. — Могу я с вами поговорить, мистер Ларсен?
— А? Ну конечно! Я сам хотел с вами встретиться. Должен принести вам свои извинения, мисс Макнай. Я был…
— Не стоит вспоминать, — перебила она, — вы были тогда на пределе. Но мне интересно знать, долго ли вы еще собираетесь навязываться ко мне в дуэньи.
— Недолго, — он посмотрел на нее внимательно. — До тех пор, пока не придет вам замена.
— Вот как? Кто здесь у вас главный профсоюзный деятель?
— Макзндрюс, разметчик. Но вряд ли он сможет вам помочь: вы же штатный сотрудник станции.
— К той проблеме, которая меня сейчас волнует, это не имеет отношения. Мне необходимо с ним поговорить. По вашей милости я не могу распоряжаться даже своим свободным временем. Это дискриминация, вот что это такое.
— Может быть, но скоро вы сможете убедиться, что я здесь пользуюсь некоторым авторитетом. Юридически я сейчас капитан корабля. А капитан в космосе обладает неограниченной властью.
— Тогда вы должны применять ее разборчиво!
— Вот-вот. Именно этим я и занимаюсь, здесь я с вами согласен, — ухмыльнулся Тини.
Мы не знаем, что сказал ей Макэндрюс, но только мисс Глория стала вести себя совершенно по- другому. После очередного дежурства она заявилась в кино вместе с Далримплом. Тини встал и на середине картины демонстративно покинул зал — из Нью-Йорка как раз транслировали «Лисистрата идет в город».
Тини подстерег ее, когда она возвращалась одна, но подгадал так, чтобы рядом в этот момент оказался я, как свидетель.
— Гм, мисс Макнай…
— Да?
— Думаю, вам следовало бы знать… Это, как его… ну, в общем, главный инспектор Далримпл — человек женатый.
— Вы считаете мое поведение непристойным?
— Нет, но…
— Тогда не лезьте не в свое дело! — Он еще рта не успел открыть, как она добавила: — И да будет вам известно — я знаю, что у вас четверо детей, Далримпл мне все рассказал.
У Тини отвисла челюсть:
— Как… Но позвольте, я ведь даже не женат!
— Как? Вот именно — как, хотела бы я знать, — и она удалилась.
Тини уже не пытался прятать ее в каюте; единственное, о чем он просил, — если она куда-нибудь соберется, предупреждать его об этом в любое время. С той поры он тем только и занимался, что пас ее. Меня так и подмывало предложить ему поменяться местами с Далримплом.
И как же я удивился, когда однажды он поручил мне провести приказ об ее увольнении. Я был совершенно уверен, что он и думать про это забыл.
— И в чем она виновата? — поинтересовался я.
— В нарушении субординации!
Я на это ничего не ответил, а он продолжал:
— Она же приказы не выполняет.
— Зато она работу свою выполняет, и притом хорошо. А эти твои приказы… Да прикажи ты что- нибудь подобное кому из парней, любой выполнять откажется.
— Ты не согласен с моими приказами?
— Не в этом дело. Ты не докажешь ее вину, Тини.
— Тогда уволим ее за то, что она… женщина! Уж это-то я смогу доказать. Я опять промолчал.
— Папа, — он как будто меня уговаривал, — ты же мастер стряпать такие штуки: ну там «никаких персональных претензий, но полагая, что в интересах дела…» и прочая дребедень.
Я составил нечто подобное и по секрету показал Хэммонду. Известно, как радиотехники умеют держать язык за зубами, и я не очень-то удивился, когда меня вдруг останавливает О'Коннор, один из лучших на станции кузнецов, и спрашивает:
— Папа, скажи, это правда, что Старик избавляется от Брукси?
— Брукси?
— Брукси Макнай. Она сама просила так ее называть. Так правда?
Я подтвердил и пошел дальше, раздумывая на ходу, а не лучше ли было ему соврать?
С Земли к нам ракета идет примерно четыре часа. За смену до прилета «Полярной звезды», на которой должна была улететь мисс Глория, табельщик принес мне два заявления об уходе. Два человека — не страшно: с каждым кораблем мы теряли больше. Но не прошло и часа, как он вызвал меня по бригадирскому каналу и попросил срочно зайти к нему в кабинет. Я как раз был снаружи — проверял качество сварки — и поэтому отказался.
— Пожалуйста, мистер Визерспун, — чуть ли не умолял он, — вы должны прийти.
Когда кто-то из ребят перестает называть меня «Папой» — это дурной знак. Я пошел.
Около его двери выстроилась целая очередь, обычно такая бывает, когда на станцию доставляют почту. Я вошел и хлопнул у них перед носом дверью. Он протянул мне целую кипу заявлений.
— Что же это происходит в великих глубинах ночи? — спросил я.
— И есть еще десятка два или три, которых я не успел оформить.
Ни в одном из заявлений не стояло конкретной причины — только «по собственному желанию».
— Слушай, Джимми. Что же такое делается?
— А вы все не догадываетесь? Серьезно? В таком случае я тоже теряюсь в догадках.
Тогда я ему высказал все, что об этом думаю, и он со мной согласился. Потом я собрал заявления, вызвал по радио Тини и попросил его, ради всего святого, прийти в свой кабинет.
Тини в задумчивости жевал губу.
— Но послушай, Папа, они не имеют права бастовать. В контракте это оговаривается особо и согласовано со всеми заинтересованными инстанциями.
