Хорошо хоть заглянул рассказать, а то явились бы однажды аннумгунские корабли и… Становилось страшно.
– Слышь, Джаш… – я чувствовал, как руки начинают дрожать, хотелось поговорить, молчание давило, – и что, мы ведь по разные стороны теперь, а… как же так вышло?
– Так и вышло. В его глазах неожиданно сверкнул злой огонь.
Айдарика – маленький остров. Наверно, слишком маленький и слишком тихий, но я давно привык. Здесь ничего не происходит, не меняется, здесь только поля, усыпанные стадами лохматых коз и каменистые склоны, усыпанные зарослями багряника, горстка домиков у берега и шалаши пастухов за рекой… Еще есть маяк, мой маяк…
Остров затерялся в безбрежных соленых водах, где-то по середине, между аннумгунскими и хайдарскими землями. Когда-то, этот маленький остров, был камнем преткновения, его рвали, делили, и никак не могли поделить. Разорвали-таки. Теперь к северу от Савранги – хайдарская земля, а к югу – наша. Сколько крови, говорят, тогда пролилось! У хайдаров кровь горячая, своей земли они не отдадут пока живы. Но это ничего. Говорят, вырезали на острове почти всех. Да, маленький, тихий остров. Совсем маленький.
И совсем тихий, даже демоны, и то – ручные, пятнистые, рожки у них мохнатые… Демоны…
Я почти тридцать лет здесь, а пролетели как один день, сделав прошлое не реальным, туманным сном, тающим вдали. Помню… Да, все еще помню. Страшно давно это было.
Помню – стою на главной площади, поросшей местами сурепкой и лютиком, с тоской оглядываюсь по сторонам. Мне ведь было чуть больше двадцати, и по молодости-то все мечталось о битвах и славе, о подвигах. Какие тут подвиги? тишь да гладь. Я ведь только в одном бою успел побывать – ранили, в ногу, сухожилья повредили, так, что хромаю до сих пор. Тогда вообще без палки ходить не мог, сейчас уже ничего. Отправили смотрителем на маяк.
Сказали – год-два, потом переведут в другое место. Здесь никто долго не задерживался. И все равно казалось – жизнь кончена. Что может ждать меня в этой дыре? Два года – целая вечность. Что мне здесь? Чужая земля, чужие люди. А я стою посреди площади…
И мне, мальчишке, тогда ужасно хотелось выглядеть серьезным, взрослым, опытным воином, много повидавшим в жизни. Если не удалось взаправду, то хоть так. Я даже бороду отпустил, надеясь казаться старше. Со стороны, пожалуй, это выглядело смешно.
– Эй, парень! – окликнул чей-то голос из-за спины. – Так, поглазеть приплыл, иль по делу?
Я оглянулся. Он был высокий, тощий, черный от солнца, в подвернутых до колен пыльных штанах, и видавшей виды серой рубахе. Насмешливый, пронзительный взгляд и манера держаться, достойная царей. Он ведь едва-едва старше меня, но тогда я отчаянно проигрывал ему в солидности, которой так хотелось. Даже со своей бородой.
– По делу, – я огрызнулся, задирая подбородок.
– Ну-ну, – он ухмыльнулся, протянул руку. – Меня зовут Джаш.
Его зовут Джайаруш – узнал я потом, просто наши никогда не умели выговаривать чужеземные имена, коверкая и перевирая. Он представлялся просто. На самом деле – Джайаруш иту-Немейлаш ками- ит-Файхар, старший сын хайдарского нойона, син-эке – «говорящий с ветром», еще год назад командовавший войсками в Элое. А после той войны, Джаш бросил все и уехал на край света. Сюда, на Айдарику. Я много тогда не знал.
Я долго думал – стоит ли пожать руку. Жесткая, шершавая, с ранних лет привыкшая к оружию, ладонь.
– На маяк? – спросил он. Я кивнул. Спорить было как-то глупо.
Вечером мы уже пили с ним пиво на берегу, у моего маяка. Огонь весело трещал над головой, затмевая звезды. Отчего-то казалось, мы сидели втроем.
– Теперь он твой – сказал Джаш. И пламя взвилось, словно махнув мне рукой. И я помахал ему.
Джаш улыбнулся. Он умел разговаривать с огнем, с ветром, с птицами – действительно умел.
И он многому научил меня, этот син-эке. Таким вещам, о которых я и не подозревал.
Еще он научил меня побеждать. Я тоже теперь умею, хоть и не разу больше не был на войне. И он умеет, всегда. Наверно поэтому он и уехал, такая сила – слишком опасна. Он почти бог. Бог, умеющий только побеждать. Он сам выбирал – стоит ли драться. А еще, он научил меня твердо знать. Эх, знать бы наперед! Акнару я встретил той же весной, у реки.
Дурак тогда был, ой и дурак, молодой. Не понимал, что нельзя. Сейчас-то что говорить, внуки уже. Но тогда… Тогда мне не было дела, тогда я готов был пойти за ней на край света… да я и сейчас готов.
Жена-хайдарка… И пусть границу, эту быструю, своевольную Саврангу, можно не задумываясь перейти вброд, настоящая граница – она не здесь. Акнара отчетливо понимала это уже тогда, а я… Тогда я не понимал. Война. По разные стороны.
Она стирала белье, стоя по колено в воде, заткнув за пояс подол. Гибкая, стройная, черные кудри перехвачены алой лентой. И я невольно залюбовался ею. Акнара, казалось, не замечала меня, и лишь закончив работу, подняла насмешливые глаза.
– Насмотрелся? – весело поинтересовалась она, – и что скажешь?
Я вздрогнул тогда от неожиданности, а она рассмеялась звонко, словно весенняя капель. Ничуть не смущаясь, Акнара смотрела на меня, уперев ручку в бок, чуть склонив голову, разглядывала. В тот самый момент я и понял, что не нужно мне ничего в мире, кроме нее одной.
– Ты ведь Менкар, с маяка? – спросила она, – я думала, что ты старше.
Наверное я начал краснеть под ее взглядом, потому что она снова рассмеялась. Потом мы болтали о чем-то, стоя по колено в реке, и я даже не замечал как вода заливается в новые сапоги. Мы болтали, а когда я предложил проводить ее домой, Акнара вдруг схватила свою корзину с бельем, и упорхнула словно пташка.
Помнится, тогда я не мог понять, и всю ночь не спал, ломая голову – уж не обидел ли чем. Но, конечно, придумать ничего не мог.
Я приходил к реке, к тому самому месту, и ждал, надеясь увидеть ее снова. И однажды, уже под вечер, увидел ее в компании подруг. Тогда она сделал вид, что не заметила меня, или не узнала, поспешила пройти мимо. А я не знал, что и подумать.
– Нам не стоит встречаться, – сказала она, устраиваясь у меня на плече.
Мы лежали в траве, и словно не было ничего вокруг. Только мы и небо. Весь мир словно перестал существовать. Ее волосы сладко пахли земляникой, столько лет прошло, а я все помню.
– Почему не стоит? Что в этом плохого? Я хочу пойти к твоему отцу просить тебя в жены.
– Нет! – Акнара почти вскрикнула и разом села. Ее губы дрожали, а на глаза наворачивались слезы, – не надо, прошу тебя.
Я не понял тогда, она пыталась объяснить, но я наверное не просто не хотел понимать. Таким несущественным, таким глупым мне это казалось тогда.
Очень доходчиво мне все потом объяснил Джаш, после чего я долго ходил со сломанным носом и разбитой губой. Он сказал тогда, чтоб я и близко не подходил ни к Акнаре, ни к другим девушкам. Чтоб выбирал себе бабу из своих, так и сказал… Еще сказал – свернет шею, без всяких разговоров. Почему-то так и не свернул. Мне предлагали вернуться. Меня звали в Аннумгун. Я так хотел уехать… Но разве я мог?
Несмотря ни на что, она стала моей, иначе и быть не могло. Я твердо знал, что так будет, я так решил. Джаш всегда говорил – нужно верить, и идти вперед. Я верил и шел. Мы любили друг друга, а то, что все против нас – мне было плевать.
Мы прожили вместе уже почти двадцать семь лет. У нас родилось четверо сыновей и дочь, прекрасная, как ее мать. Все это время жизнь была проста и размеренна для меня, я и думать забыл о том, чтобы покинуть Айдарику, ставшую мне домом. Даже звон далеких войн переставал тревожить былые юношеские мечты, когда я смотрел как моя любимая стряпает на кухне пироги. Наверное, я просто был счастлив здесь. Но если бы я знал!
Если б знал, смог бы я запретить старшему сыну, Наиру, взять жену с той стороны? Смог бы я помешать младшему, Этане, уйти в пастухи к своему дяде? Даже если бы знал, что бы я смог сделать? Да. По разные стороны. Война.
Скоро сюда придут аннумгунские корабли. А гордые хайдары снова встанут стеной, как один, на
