с волос. Наконец Том услышал, как Джефф обрадовано говорит: “Нет, спасибо, я позвоню позже”.
— “Мандевиль”, — объявил Джефф. — Это на Вигмор-стрит.
Том натянул наконец собственную розовую рубашку, купленную в Венеции. Затем заказал по телефону номер в “Мандевиле” на имя Томаса Рипли. Он займет номер часов в восемь вечера, сказал он.
— Что ты собираешься делать? — спросил Эд. Том чуть улыбнулся.
— Я еще не придумал, — ответил он. И это было правдой.
4
“Мандевиль” был довольно шикарным отелем, но далеко не таким дорогим, как “Дорчестер”. Том вселился в 8.15 вечера и записал в регистрационной книге свой адрес в Вильперсе. Сначала он хотел назвать вымышленное имя и указать какой-нибудь несуществующий адрес в английской провинции, поскольку при встрече с Мёрчисоном могли возникнуть серьезные осложнения, в результате которых ему пришлось бы срочно исчезнуть, но потом он подумал, что, возможно, ему придется пригласить Мёрчисона к себе во Францию, и тогда, естественно, он должен выступать под собственным именем. Том попросил коридорного отнести его чемодан в номер, после чего заглянул в бар, надеясь, что Мёрчисон окажется там. Мёрчисона там не было, но Том решил взять пива и немного подождать.
Он просидел с кружкой пива и экземпляром “Ивнинг стандард” минут десять, но Мёрчисон так и не появился. Том знал, что по соседству много ресторанов, но не мог же он, обнаружив Мёрчисона, подойти к его столику и завязать разговор на том лишь основании, что видел его сегодня на выставке Дерватта. Или мог? Если добавить, что он видел, как Мёрчисон заходит в офис, чтобы поговорить с Дерваттом… Да, так он и сделает. Том уже собрался отправиться на поиски по окрестным ресторанам, как увидел в дверях бара Мёрчисона, жестом приглашавшего кого-то зайти вместе с ним.
К своему крайнему удивлению и даже ужасу он увидел, что спутником Мёрчисона был Бернард Тафтс. Том мгновенно выскользнул из бара через дверь в противоположном конце, выходившую прямо на тротуар. Бернард не заметил его, в этом Том был практически уверен. Поискав телефонную будку или какой-нибудь отель, откуда можно было бы позвонить, и не найдя ни того, ни другого, он вернулся в “Мандевиль” через главный вход и взял у портье ключи от своего 411-го номера.
В номере Том сразу позвонил в студию Джеффа. Три звонка, четыре, пять… Наконец, к его облегчению, Джефф снял трубку.
— Том, привет! А мы с Эдом уже выходили, когда услышали звонок. Что случилось?
— Ты не знаешь, где сейчас Бернард?
— Мы решили не трогать его сегодня. Он в расстроенных чувствах.
— Он приводит свои чувства в порядок вместе с Мёрчисоном в баре “Мандевиля”.
— Что-что?!
— Я звоню из своего номера. Джефф, ни в коем случае… Ты слушаешь?
— Да-да.
— Не говори Бернарду, что я видел его. И что я остановился в “Мандевиле”. Что бы ни случилось, не впадай в панику. Надеюсь, Бернард в данный момент не выкладывает Мёрчисону всю подноготную “Дерватт лимитед”.
— Господи боже мой!.. Нет-нет, Бернард не выдаст нас! Я не верю, что он на это способен.
— Ты позже будешь у себя?
— Да, вернусь… — во всяком случае, до полуночи.
— Я постараюсь позвонить тебе. Но если вдруг не позвоню, не волнуйся. Ты же лучше не звони мне сюда… — мало ли кто может оказаться у меня в номере.
Джефф несколько принужденно рассмеялся.
— О'кей, Том.
Том положил трубку.
С Мёрчисоном обязательно надо увидеться сегодня же. Интересно, будут они с Бернардом обедать? Если придется долго ждать, это будет тоска. Том повесил костюм в шкаф и положил в ящик комода пару рубашек. Поплескав воды на лицо, он внимательно рассмотрел себя в зеркале, чтобы убедиться, что никаких следов грима и клея не осталось.
Том был как на иголках и потому, перебросив пиджак через руку, решил пройтись — может быть, в Сохо — и зайти в какой-нибудь ресторанчик пообедать. Спустившись в фойе, он заглянул в бар сквозь стеклянные двери.
Ему повезло. Мёрчисон сидел в одиночестве, подписывая счет, а дверь, выходившая на улицу, как раз закрывалась — может быть, даже за Бернардом. На всякий случай Том внимательно осмотрел вестибюль: вдруг Бернард вышел ненадолго — скажем, в туалет. Но Бернарда нигде не было видно, а Мёрчисон между тем уже поднимался, собираясь уходить. Том поспешил в бар, приняв задумчиво-меланхолический вид, который, в общем-то, соответствовал его настроению. Он дважды посмотрел на Мёрчисона, один раз встретившись с ним взглядом, будто пытался вспомнить, где он мог его видеть. Затем Том подошел к нему.
— Прошу прощения. Мне кажется, я видел вас сегодня на выставке Дерватта, — произнес он с американским акцентом, характерным для жителей Среднего Запада.
— Ну да, я был там, — ответил Мёрчисон.
— Я подумал, что вы похожи на американца. Я тоже родился там. Вам нравится Дерватт?
Том старался произвести впечатление человека наивного и непосредственного, но не совсем уж олуха.
— Да, конечно нравится.
— У меня есть две его картины, — произнес Том с гордостью. — И может быть, я куплю еще одну в галерее, если ее не уведут у меня из-под носа, — “Ванну”. Я еще не решил.
— Вот как? У меня тоже есть картина Дерватта, — отозвался Мёрчисон не менее прямолинейно.
— Правда? А как она называется?
— Почему бы нам не присесть? — Мёрчисон указал Тому на стул напротив. — Выпьете чего-нибудь?
— Спасибо, не откажусь.
— Моя картина называется “Часы”, — сказал Мёрчисон, садясь. — Очень приятно встретить человека, у которого тоже есть Дерватт — и даже два.
Подошел официант.
— Мне скотч, пожалуйста, — сказал Мёрчисон. — А вы что будете? — спросил он Тома.
— Джин с тоником. И пусть выпивка будет за мой счет, поскольку я остановился в “Мандевиле”.
— Мы решим этот вопрос позже. Скажите мне лучше, какие именно у вас картины Дерватта?
— “Красные стулья”, — сказал Том, — и…
— “Красные стулья”? Это же настоящая жемчужина!.. Скажите, вы живете в Лондоне?
— Нет, во Франции.
— Ах, вот как! — разочарованно протянул Мёрчисон. — А вторая картина?..
— “Человек в кресле”.
— Эту я не знаю.
Они обсудили своеобразную личность художника. Том сказал, что видел, как Мёрчисон заходит в офис, где, как ему сказали, был Дерватт.
— Да, туда пропускали только прессу, но мне удалось пробиться. Видите ли, у меня была особая причина посетить выставку, а уж когда я узнал, что там присутствует сам Дерватт, то сразу решил, что не упущу возможности встретиться с ним.
— А какая особая причина? — спросил Том.
Мёрчисон пустился в объяснения. Он растолковал, почему он считает, что Дерватта подделывают, и Том слушал его, раскрыв рот. Дело в том, говорил Мёрчисон, что последние лет пять Дерватт использует смесь ультрамарина и красного кадмия. (Значит, это началось еще до его смерти и не было изобретением Бернарда, подумал Том.) А в “Часах” и “Ванне” он вдруг опять возвращается к прежней технике — чистому кобальту. Мёрчисон прибавил, что он и сам немного пишет красками — естественно, по-любительски.
— Разумеется, я не эксперт, но, поверьте, я прочитал чуть ли не всю существующую литературу о живописи и художниках. Да чтобы отличить чистую краску от смеси, и не требуется ни эксперта, ни микроскопа. Но дело не в этом. Я хочу сказать, что просто-напросто не бывает такого, чтобы художник