— Прости, что я разбередил твою рану вопросом, — сказал он.
Его воспоминания о смерти Лот-Ионана и Фралы, которую он любил как сестру, ожили в его душе. «В какой-то мере я понимаю его».
— Вот так. — Глубоко вздохнув, Баврагор попытался приглушить воспоминания водкой. В тот вечер он больше не ел.
Подняв голову, Тунгдил взглянул на Боиндила, сидевшего на посту с трубкой в зубах. Он следил за безопасностью, в небо поднимались голубые колечки дыма. Снежинки умудрялись залетать в трубку на горячий табак, и Тунгдилу показалось, что он слышит тихое шипение.
— Огонь его жизни слишком горяч, и это его проклятие, — грустно сказал Боендал. — Он до сих пор не помнит, что произошло тогда на мосту. Придя в себя, он увидел Смеральду мертвой и решил, что возлюбленную убили орки. Но когда он услышал от Баврагора и всех остальных, что это сделал он сам…
— А где был ты?
— Я был ранен, и лишь Враккасу известно, как я проклинаю за это судьбу. Мне кажется, что, если бы я был рядом с братом, Смеральда была бы жива. — Он смазал маслом ржавчину на своей кольчуге. — Иногда во сне он до сих пор произносит ее имя. Боиндил страдает не меньше Баврагора, уверяю тебя, книгочей. Вот только он никогда в этом не признается.
Они раскурили вторую трубку и пустили ее по кругу, причем каждый думал о чем-то своем. Снегопад за окнами усилился.
Когда Фургас и Родарио вернулись, они выглядели как настоящие снеговики. Техникусу удалось поймать двух крупных карпов, в то время как незадачливому Родарио достался маленький линь.
— Пахарь от бога, но при этом никудышный рыбак, — поддразнил его Баврагор, стараясь отвлечься от мрачных мыслей.
— Да, от бога, — согласился Родарио, рассматривая блеклые, разъеденные влагой изображения на стенах. — Глядите, что происходит, если о богах не заботиться. Они бледнеют и исчезают, потому что без смертных исчезает необходимость в их существовании.
— Враккасу не нужна причина, — убежденно заявил Боендал. — Он создал себя сам, потому что возжелал этого, а не потому, что кто-то создал его.
— Премного благодарен за науку, но я знаю легенды о сотворении мира и не нуждаюсь в лекциях, друг мой, — отмахнулся лицедей, занимаясь рыбой. — Раньше мы ставили эти легенды на сцене, добиваясь немалого успеха. Я всегда говорил — древние сказания самые лучшие, хотя пьесу о Нод'онне зрители тоже любят, учитывая ее актуальность.
Это напомнило Тунгдилу о том, что он хотел расспросить актера о реквизите, который они использовали в Театре Диковинок, чтобы иллюзии выглядели правдоподобно.
— Как мы это делаем? — Родарио указал грязным ножом на Фургаса. — Вон наш магистр техникус.
Фургас чистил уже второго карпа, в то время как его друг мучился с линем.
— Я долго изучал алхимию. При помощи алхимических препаратов мы получаем дым, который нам необходим, — объяснил он. — Могу сделать его тяжелым или легким, красным или черным. Учение об элементах необычайно увлекательно.
Тунгдил знал, что Лот-Ионан преподавал в своей школе алхимию. Гному были знакомы различные алхимические снадобья.
— Но как получилось, что все свечи погасли одновременно?
— Это магия, — прошептал Родарио, скорчив страшную гримасу. — На самом деле, я последний из великих магов Потаенной Страны. — Подойдя к гному, он взмахнул рукой у уха Тунгдила и протянул ему золотую монету. — Ну, что скажешь?
— Она моя, — ответил Тунгдил, хватая монету, но ему достаточно было попробовать ее на зуб, чтобы чары развеялись. — Это же золоченый свинец, — заявил он, отбрасывая ее прочь. — Твое волшебство никуда не годится.
— Это фокусы, не более того, — рассмеялся Боендал, мотнув головой в сторону мима.
Родарио поднял указательный палец.
— Главное, что зрителям нравится. Даже маленьким мерзким богглинам. Вот это был успех!
— Так, значит, ваш секрет в ловкости рук, скорости и алхимии? — подытожил Тунгдил.
Кивнув, Фургас покосился на девушку.
— И грим, — добавил он. — Он позволяет укрепить многие иллюзии. Благодаря гриму Нармора превращается в альвийку, и маленькие зрители пугаются ее и прячутся за спины родителей. — Он рассмеялся. — Конечно же, когда такое происходит, мы приходим в восторг.
— Радуйтесь, что этого психа в вашем театре не было, — мрачно сказал Баврагор. — Он бы бросился на сцену.
— Она действительно похожа на длинноухую, — равнодушно сказал Боендал. — Вот так вот ее природа обделила.
За эти слова он снискал злобный взгляд Нарморы и широкие ухмылки остальных. Тунгдил и Баврагор расхохотались так, что даже Гоимгар проснулся и выглянул из-за своего щита.
— Ох, прости, я не хотел тебя обидеть, — поспешно извинился Боендал.
Было видно, что он смущен.
— А вдруг я действительно альвийка и ночью явлюсь в твой сон кошмаром? — возразила Нармора, и в ее черных глазах вспыхнула злоба. — Не удивляйтесь, если вы проснетесь от собственных криков.
Встав, она поправила платок на голове и вышла за руины, мгновенно слившись с темнотой.
— Видят боги, она прекрасно смотрится в этой роли, — с восторгом заявил Родарио. — Она просто блистательна, вы не находите? Конечно же, я ей этого никогда не скажу, ведь она может потребовать большей платы за выступление.
Всем своим видом выражая восхищение, актер обернулся к гномам, которые молча выразили свое согласие. Боендал даже забеспокоился о том, как будет спать и что ему приснится.
Фургас и Родарио приготовили рыбу, и вскоре воздух наполнился аппетитным ароматом жареного. Путники жадно набросились на еду.
— Да, я еще кое-что хотел спросить. Как вам удалось устроить все это на сцене? — спросил Тунгдил у Фургаса. — Лес, дворец… Все выглядело таким настоящим.
— Ты обещаешь молчать об этом?
— Да.
— Правда?
— Конечно.
— Клянешься своим топором?
Тунгдил поклялся.
— И?
— Это магия, — весело подмигнул Фургас, вытирая губы.
— Ах, — разочарованно протянул гном, рассердившись на то, что попался на этот розыгрыш.
Вскинувшись ото сна, Боендал чуть не закричал. В то же время он был рад, что избавился от странных ночных сновидений.
Но облегчение продлилось не долго. Протянув руку, чтобы прикоснуться к своему боевому топору, гном обнаружил, что оружие исчезло. В этот момент его запястье крепко схватила чья-то рука с тонкими длинными пальцами.
Повернувшись, гном увидел альвийку в полном боевом облачении. На ее жестоком лице зияли черные холодные глазницы. «Это невозможно! Я до сих пор сплю!»
— Пускай это будет тебе уроком, — угрожающе шепнула она, и веки гнома опустились. Он не мог сопротивляться наваждению.
Проснувшись вновь, он, тяжело дыша, вскочил на ноги и огляделся. Оружие было на месте, и гном поспешно подхватил его.
Нармора спала в объятиях Фургаса, Родарио же свернулся калачиком у костра, уткнувшись лицом в
