— Я не могу жить со своей виной, — прошептал Фургас. — Я построил машины, которые несут смерть гномам, — лепетал он, пытаясь взять себя в руки.
— Верно, друг мой. Они тебя вынудили…
— Я с таким же успехом мог лишить себя жизни, вместо того чтобы поддаться на угрозы, но… — Он поглядел на друга. — Сначала они посылали бурильные машины в старые, засыпанные штольни, надеясь, что они проложат себе дорогу. А за ними следовали машины смерти, — он вытер слезы. — Машины…
Родарио протянул ему кружку с водой.
— Успокойся.
— Я не
Родарио прошиб холодный пот.
— Нет. — Он увидел, что в дверях показалась голова Тасии, которая не отваживалась привлечь к себе внимание. Она просто стояла, прислонившись к дверной раме, и слушала.
— Да, — горько рассмеялся Фургас. — Однажды ко мне пришел Бандилор и показал непонятные рисунки отвратительных существ, которые должны были в какой-то степени состоять из железа. Он украл у Пятых рецепт металла, который проводит магию, и немного жара из горна «Драконье Дыхание». С помощью его он создал сплав, из которого я должен был строить машины по его разумению. И я строил, не зная, что он собирается делать, — мужчина побледнел. — А потом пришли они. Я помню это очень хорошо… Мы вынырнули на поверхность, и нам привезли их. Маленькие, отвратительные ублюдки, смесь орка и альва, самому старшему из них не было и четырех циклов. Бандилор отвел остров в тайное место где-то на озере и опустил его на самое дно. Там мы засунули ублюдков в машины, прикрутили их к ним накрепко, отделили конечности и заменили их штуками, которые принес Бандилор. Стекло или кристаллы — не могу сказать. Он протянул через маленькие тела пруты из проводящего магию металла и бросил ублюдков в дыру, выкопанную специально для этого. Они кричали. О, как они кричали!
Фургас содрогнулся, когда воспоминания стали отчетливее.
— Из дыры били зеленые молнии, попадая в железо. Вспыхнули альвийские руны, засияли, а эти ублюдки… Они росли и кричали. Их тела стали неотделимы от конструкций. Моих конструкций. — Он осушил кружку до дна. — Я уже не помню, сколько это продолжалось. В какой-то момент Бандилор приказал поднять остров, и я больше никогда не видел этих существ. Пока по дороге мы не услышали о них.
Инженер замолчал и долгое время не произносил ни слова.
Тасия дрожала, все ее тело было покрыто гусиной кожей: сила воображения рисовала ужасных существ, пугая ее саму.
— О боги, — наконец вырвалось шепотом у нее. — Как страшно.
Родарио тоже потребовалось время, чтобы оправиться от услышанного. Магистр техникус создал свои шедевры. Шедевры ужаса и разрушения. Существа, дети магии и техники, управляемые злом, одержимые желанием нести смерть и разрушение.
— Виноват не ты, — наконец произнес он, помогая Фургасу сесть на постель. Он заменил воду вином, которое его друг стал пить большими глотками.
Фургас дрожал всем телом.
— Я заслужил смерть, Родарио, — подавленно произнес механикус. — Третьи действительно вынудили меня, но я хорошо сделал свою работу. Слишком хорошо. — Его кулаки сжались. — Потому что все время думал о Нарморе и моих детях. Я хорошо служил Третьим, чтобы отомстить гномам Потаенной Страны за то, что они отняли у меня семью. Только под конец я понял, какое зло причинил людям, эльфам и гномам. — Он допил вино и закрыл глаза. — У меня… голова кружится, — прошептал он, заваливаясь боком на постель. Вино и кровопотери сделали свое дело.
— Выспись, — взволнованно произнес Родарио, обращаясь к другу, укрыл его, стер кровь с досок; позже он как следует отскоблит дерево. — И не трогай ножи. — Актер вышел из фургона и закрыл двери.
С бутылкой вина в руке он присел на ступеньки и стал смотреть на заходящее солнце, отпил глоток и протянул бутылку Тасии.
— Что он имел в виду, когда сказал, что у него отняли семью? — запинаясь, спросила она. — Ты сказал, что это произошло во время битвы в Пористе.
Он притянул ее к себе и посмотрел в глаза; тут же представил себе, каково это — потерять ее навеки, и волна страха захлестнула его целиком. Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем.
Тасия почувствовала разницу между порывом страсти и этим поцелуем, в котором не было желания, а только глубокие чувства, которые не сумел бы верно описать даже поэт. Она улыбнулась ему и погладила по щеке.
— За что это?
Родарио вздохнул.
— Нармора, так звали его жену, была полуальвийкой. Она сражалась с нами на стороне добра против Нод’онна, а затем пошла учиться к последней волшебнице, Андокай Вспыльчивой. Вместо волшебницы выступила она и сохранила Потаенную Страну от аватаров и эоил. В качестве благодарности часть ее рассыпалась в пепел. Искоренение скверны не знало пощады. Ни по отношению к ней…
— …ни к ее детям, — огорченно закончила Тасия. — Как ужасно. Бедный Фургас.
— После битвы он обвинил в их смерти гномов и людей. Если бы аватарам позволили выполнить свою работу, сказал он тогда в безумии, число жертв в Потаенной Стране оказалось бы значительно меньше. Они уничтожили бы зло и ушли обратно. Не потребовалось бы искоренения скверны. А сам он стал бы счастливым отцом семейства, — актер поглядел мимо нее на красное солнце. — Иногда я даже задавался вопросом, не был ли он прав.
Женщина промолчала, отпила вина и вернула ему бутылку.
Родарио вздохнул.
— Тогда было бы нечестно говорить, что я его понимал. Я горевал о Нарморе, как о подруге. Сегодня я могу представить себе, каково было ему, — он протянул руку и коснулся светлых волос Тасии. — Я молюсь богам, чтобы мне никогда не довелось испытать подобного. Кто бы ни был виноват в этом, я ненавидел бы и преследовал бы его до конца своих дней.
Она взяла его руку и положила себе на щеку.
Так они и сидели, пока не стемнело. Родарио тихонько заглянул к Фургасу, который спал на постели, затем пара актеров подсела к костру и, крепко обнявшись, стала слушать песню, которую затянула Геза.
Бальба Гуляймолот из клана Каменнольстивых племени Вторых чувствовала себя среди множества людей несколько неуютно.
Требование королевы Изики относительно того, чтобы в стенах крепости не было ни одного гнома, она находила смешным. Гномка не понимала страхов повелительницы. Без силы детей бога-кузнеца люди проиграют, для нее это было очевидно.
Несмотря на раздражение, она выполняла свою задачу тщательно и после завершения работ перепроверила вместе с мастером каждый камешек в Паланде.
— Разве крепость не чудесна? — радовался мужчина.
— Нет, не чудесна, — разрушила его радость Бальба. — Мне это сооружение кажется отвратительным, брошенным посреди поля, некрасивым и нелюбимым. Архитекторы прошлого продумали все очень хорошо, но при этом совершенно позабыли о внешнем виде.
Столь резкие слова совершенно расстроили мастера. Он, как потомок тех, кто строил Паланд, почувствовал обиду.
— Вы, гномы, думаете, будто можете лучше?
— Я не сказала, что мы сделали бы лучше. — Бальба знала, что ее народ построил бы намного лучше, но решила не утирать ему нос снова. — Мне не хватает души, которая живет в каждом строении, созданном гномами. Люди, построившие Паланд, придавали форму камню, не думая о текстуре и структуре. Они
