– Не знаю, – пробормотал он.
– Кто-нибудь знает?
Было несколько ответов. Возможно, он понял, что людям скучны проповеди, даже проповеди Будды. Возможно, он любил цветы, так же как и Сочувствующий. Это был белый цветок – и он вспомнил о Ясном Свете. Или, наверное, голубой – цвет Шивы.
– Хорошие ответы, – похвалил учитель, – особенно первый. Проповеди невыносимо скучны, в особенности для проповедника. Но вот вопрос. Если в ваших словах выражено именно то, что понял Махакасьяпа, – отчего он сам не прибег к этим словам?
– Он не умел шкладно говорить.
– Он был превосходным оратором.
– Наверное, у него болело горло.
– Если бы у него болело горло, он бы не стал улыбаться.
– Так скажите нам, – послышался тоненький голосок из последних рядов.
– Да, скажите нам, скажите, – наперебой стали просить дети. Учитель покачал головой.
– Если Махакасьяпа и Сочувствующий не прибегли к словам, что могу сказать я? А теперь обратимся к диаграмме на доске. Вот общие слова, более или менее общие события и люди, то есть совершенно изолированные центры удовольствия и боли. Совершенно изолированные? – переспросил он. – Это не совсем так. Между кружками есть связь – но не словесная, о которой я вам говорил, а непосредственная. Вот о чем, наверное, хотел сказать Будда своей проповедью без слов. «Я обладаю истинным учением, – сказал он своим ученикам, – дивным сознанием нирваны – истинной, необлеченной в слова, учением, не вытекающим ни из одной доктрины. И его я вручаю сейчас Махакасьяпе», – Взяв мел, учитель провел неправильный эллипс, внутри которого оказались все изображения на доске – и маленькие кружки, обозначавшие людей, и квадраты, обозначавшие слова и события. – Все, что разделено, оказывается вместе. Люди, события, слова – все это проявления Тождественного Разума, Пустоты. Вот что подразумевал Будда и что понял Махакасьяпа – учения эти невозможно выразить, их нужно испытать. Это откроется вам в момент посвящения.
– Пора идти, – шепнула миссис Нараян. Закрыв за собой двери, они опять оказались в коридоре. – Этот же подход мы используем, приступая к изучению естественных наук, которое открывается ботаникой.
– Почему ботаникой?
– Потому что ботанику можно связать с историей о Махакасьяпе, которую вы только что слышали.
– С этой истории вы приступаете к изучению ботаники?
– Нет, все начинается довольно прозаически, с учебника. Детям даются очевидные, элементарные факты, удобно раскладывающиеся по полочкам. Шесть или семь недель изучается ботаника в чистом виде. А потом целое утро отводится на то, что мы называем «построением моста». Два или три часа подряд педагог подводит детей к осознанию связи меж. ботаникой и тем, что они изучали ранее: искусством, языком, религией, самопознанием.
– Ботаника и самопознание – как это можно связать?
– Очень просто, – заверила его миссис Нараян. – Каждому ребенку дается какой-нибудь цветок: гибискус или гардения – что лучше, потому что гибискус не пахнет. Что такое гардения с научной точки зрения? Из чего она состоит? Лепестки, тычинки, пестик, завязь и прочее. Детей просят дать аналитическое описание цветка, сопроводив его аккуратным рисунком. После этого детям позволяют несколько минут отдохнуть, а затем им читают историю о Махакасьяпе и предлагают подумать над ней. Хотел ли Будда преподать ученикам урок ботаники? Или он хотел научить их чему-то другому? Если так, то чему?
– Да, в самом деле – чему?
– Сама эта история ясно показывает, что здесь не может быть ответа, облеченного в слова. Мы говорим детям, чтобы они прекратили думать, и только смотрели. Но не смотрите аналитически; не разлагайте цветок; не смотрите как ученые или садовники. Забудьте на время все, что вы знаете, и смотрите с полным неведением на этот удивительный цветок. Смотрите так, как если бы вы никогда прежде не видели цветов, словно не знаете, ни как он называется, ни к какому классу относится. И, глядя на него, вдыхайте его тайну, дышите его духовным смыслом, ароматом мудрости другого берега.
– Слова эти напоминают мне то, что говорил доктор Роберт на церемонии посвящения, – заметил Уилл.
– Да, разумеется, – подтвердила миссис Нараян, – приучая детей смотреть как Махакасьяпа, мы готовим их к опыту, который дает мокша-препарат. Каждый посвящаемый проходил курс обучения восприятию. Поначалу детям предлагают взглянуть на гардению с точки зрения ботаники. А потом – осознать цветок как нечто уникальное, увидеть его глазами художника, увидеть в нем чудо, как Будда и Махакасьяпа. Конечно, – добавила миссис Нараян, – эти опыты не ограничиваются цветами. Изучение любого предмета сопровождается «построениями моста». Все, от препарированной лягушки до спиралевидных туманностей, – все это можно воспринимать, а не только обдумывать, и осваивать эстетически и духовно без обсуждения с точки зрения научной, исторической, экономической. Обучение целостному восприятию дополняет умение анализировать и манипулировать знаками, и даже играет роль противоядия. Сочетание двух подходов абсолютно необходимо. Если вы пренебрегаете одним из них, вам никогда не стать полнокровной человеческой личностью. Они помолчали.
– А как надо смотреть на людей? – спросил наконец Уилл. – Взглядом Фрейда или Сезанна, Пруста или Будды? Миссис Нараян рассмеялась.
– Как вы смотрите на меня?
– Прежде всего как социолог, – ответил Уилл. – Я смотрю на вас как на представительницу незнакомой культуры. Но я не чужд того, чтобы воспринимать вас целостно. Например, я заметил, что на склоне лет – надеюсь, вы не обидитесь – вы продолжаете оставаться замечательным человеком. Во всех отношениях: эстетически, интеллектуально, эмоционально, духовно, что бы эти слова ни значили. Если уж я побуждаю себя быть восприимчивым, слова эти полны для меня самого важного смысла. Но если я не желаю быть восприимчивым, эти слова для меня – в каком бы порядке я их ни выстраивал – чистейшая ерунда. Уилл усмехнулся сдержанным смешком гиены.