применяться таран, так как триаконтеры и пентеконтеры были достаточно быстрыми и маневренными орудиями, чтобы протаранить вражеский корабль (см. с. 155 и фото Шб). По сравнению с ними финикийский военный корабль 705–686 гг. с двумя рядами гребцов и сильно выступающим тараном был неуклюжим и неустойчивым.
Практически на протяжении всего VIII в. лидерство, вероятно, принадлежало ионийцам, так как в то время они были пионерами в исследованиях и колонизации. Однако появление нового типа военных судов, стандартными примерами которых служат триаконтеры и пентеконтеры (а намного позже – триремы) произошло в дорийском государстве Коринфе. Четыре военных корабля такого типа были построены около 705 г. для Самоса коринфским кораблестроителем Аминоклом. Парос и Милет также в начале VII в. обзавелись пентеконтерами. Это усовершенствование позволило Коринфу и его колониям надолго установить свое господство в водах между Грецией и Сицилией, которое, однако, не привело к монопольному владению открытыми морями. Небольшие открытые военные корабли старались на ночь пристать к берегу и были менее приспособленны к штормовой погоде, чем торговые корабли; поэтому установить с их помощью блокаду было нереально. Более того, сам полис был невелик в размерах, и его военные корабли исчислялись десятками, а не сотнями; например, около 535 г. в Алалии фокейцы набрали экипаж для 60 пентеконтер. Таким образом, в эпоху колонизаций ни одно государство не обладало полным господством на морях – талассократией, как его называли в V в.
По этой и по иным причинам сомнительно, можно ли хоть в какой-то степени доверять так называемому «Списку талассократий», по крайней мере в его ранней части, который дошел до нас в сочинении Диодора Сицилийского. В этом списке перечисляются все талассократии и их продолжительность, начиная с момента вскоре после падения Трои и кончая походом Александра Македонского (иногда кончая Ксерксом). Большинство государств, основывавших колонии на Западе, скорее наводит на мысль, что коринфский флот был лишь немногим больше, чем первый среди равных.
Рано или поздно колониям приходилось воевать – обычно с местными народами в ходе создания и укрепления колонии, но нередко и с соседними колонистами. Военное искусство имело величайшее значение. В середине VII в. фараон Псамметих I нанимал на военную службу ионийцев и карийцев как лучших бойцов на Ближнем Востоке. Их называли бронзовыми людьми, поскольку они носили бронзовые доспехи – шлем, латы и наголенники. Эти доспехи предназначались для ближнего боя. Пехотинец шел в атаку с колющим копьем, защищенный круглым щитом, который крепился к его левому предплечью металлической полоской. Изобретение такого вооружения вкупе с храбростью и мастерством греческих тяжеловооруженных пехотинцев, или гоплитов, как их называли по щиту (hoplon), обеспечило греческим армиям превосходство, в котором их превзошла лишь македонская пехота.
a) Золотой перстень-печатка из шахтной гробницы IV в Микенах, изображающий применение щита, колющего копья, меча-рапиры и кинжала
б) Голова из слоновой кости в шлеме с кабаньими клыками. Найдена в Микенах
Рис. 10
Появление этой амуниции можно приблизительно датировать по изображению ее характерных деталей на вазах и статуэтках: в Спарте, Коринфе, Афинах, Крите и Хиосе около 700–675 гг.; в Беотии, Эвбее и Кикладах – около 700–650 гг.; и в городах Малой Азии несколько позже. Поскольку археологические данные указывают нам лишь самый поздний срок, вполне вероятно, что вооружение гоплитов было изобретено на материке, в первую очередь в дорийских полисах, незадолго до 700 г. Так, коринфские колонисты при основании колоний полагались не только на свои боевые корабли, но и на солдат. Кроме того, греки в эпоху колонизации славились не только тяжелой пехотой; они искусно владели также мечом, луком, пращой и дротиками.
Но своим успехом греческая колонизация обязана не только этим усовершенствованиям в кораблестроении и военном деле. Фундаментальной основой колонизационного движения была, как заметил Фукидид, стабилизация условий жизни в метрополии. Вследствие этого возникали полисы, в первую очередь дорийские, обладающие достаточными ресурсами и организационными способностями, чтобы основывать колонии за счет менее развитых народов. Кроме того, в это время мир греческих полисов не был расколот великими войнами между враждующими коалициями, которые бушевали в V–IV вв., положив конец крупномасштабной колонизации. Разумеется, в VII и VI вв. происходили войны между государствами, но они носили локальный характер и не приводили к столь катастрофическим последствиям.
2. Основные черты колоний
Греческая колония представляла собой поселение вдали от дома (apoikia). Колонисты, отправляясь в путь, возглавляемые колонизатором (oikistes), забирали из очага родного города священный огонь, что символизировало основание нового полиса. Кроме того, они придерживались своих религиозных и политических правил: культов, государственного устройства, календаря, диалекта, алфавита и т. д. Таким образом, новое государство становилось копией старого. Так, колонии Милета назывались по имени жреца Аполлона (Stephanophoros), а главными должностными лицами в них являлись Prytaneis; в Кизике, например, сохранились особый культ Аполлона, разделение на шесть фил, милетский календарь и алфавит. Эпизефирийские Локры управлялись Советом тысячи – наследниками «ста домов», которые представляли собой аристократию Опунтийской Локриды. Тарент, колония Спарты, сохранил культ Аполлона Гиакинтия и первоначально управлялся царем.
Когда первичные колонии сами основывали дочерние колонии, в качестве ойкистов они обычно приглашали граждан своей метрополии и переносили на новую почву все старые институты. Коринфяне основали Эпидамн под руководством Гераклида из Коринфа; Гераклея, колония Тарента, имела коллегию эфоров; а в Эвсперидах, колонии Кирены, имелись и эфоры, и Герусия. Таким образом, духовная связь между метрополией и колонией была очень сильной. В основе ее лежало чувство долга колонистов перед государством, выступавшим как организатор и начинатель предприятия, подкрепленное сильным чувством родства со всеми его семейными, религиозными и политическими институтами.
Но когда колония прочно укоренялась на новой почве, узы между ней и метрополией обрубались. Символом полной независимости апойкии было то, что в ней почитали не метрополию, а своего ойкиста, даже если он был чужестранного происхождения. В целом метрополия обычно не предъявляла политических прав на свою колонию. Известны лишь несколько исключений. Коринф претендовал на главенство в совместных с колониями церемониях и ежегодно посылал чиновников в Потидею; Занкла сохраняла политический контроль над Милами, а Синоп в IV в. получал со своих колоний дань. Невозможно определить, существовали ли подобные исключения с первых лет колонизации или проявились позже. Кроме того, метрополии могли быть добровольно дарованы привилегии, такие, как свобода от налогообложения, дарованная Ольвией гражданам Милета, проживающим в Ольвии. Или же метрополию могли пригласить рассудить спор между двумя ее колониями. Но подобные привилегии и приглашения распространялись не только на метрополии, но и на другие государства. Судейство также своим появлением обязано контактам, предшествовавшим эпохе колонизации; например, Аргос выступал судьей между Тилиссом и Кноссом, заселенным жителями Арголиды в эпоху переселений. В общем, независимость колоний была полной и неоспоримой.
Власть колонии над своими гражданами была такой же абсолютной, как и в метрополии. На Левкасе и в Локрах продажа земельных участков, розданных при основании колонии и передававшихся от отца к сыну, была либо полностью запрещена, либо разрешалась в исключительных случаях. Метрополия также принимала меры к тому, чтобы колонисты не покидали свою колонию. На Фере граждане, избранные жребием, обязаны были отправляться в Кирену, не имея возможности вернуться домой и пользоваться гражданскими правами, если только вся колония не прекратит свое существование; в Эретрии вернувшихся поселенцев, вытесненных коринфянами с Керкиры, изгнали из города пращами, и им пришлось основать Метону в Македонии. Подобная мера, вероятно, была особенно необходима при основании дочерних колоний, так как вторичные колонисты (epoikoi) нередко были родом из иных государств, чем метрополия, и
