было бы согласиться — презер мой, мол, кончу быстро — или уломать на минет за полцены, все равно погода нелетная. Еще лучше трахнуть на халяву на заднем сиденье, на прощанье хлопнув по попке — заходите к нам еще. Однако не стал Прохоров делать этого — несолидно, да и работать надо, — буркнул только:
— Гуляй, подруга, — и с ревом прогоревшего глушителя покатил прочь.
Едва он выехал на Пискаревку, наконец-таки хлынул ливень, сплошной косой стеной, будто что-то лопнуло на небе. На асфальте запузырились лужи, крупные капли дробно застучали по крыше, и, почувствовав, что дворники не справляются, Прохоров остановился — поближе к тротуару, подальше от греха. И тут же убедился, что в этой жизни не угадать, где найдешь, где потеряешь. Из-за пелены дождя возник насквозь промокший пьяненький мужичок и, узнав, что его согласны везти в Автово за стошечку, бодро полез в машину, — хороший костюм, часы от японцев, деньги с такого можно вперед не брать. Строго говоря, переть через весь город за четыре доллара под проливным дождем, в потемках, не ахти что, но, как говорится, на безрыбье и сам раком встанешь, и, включив ближний свет, Серега потащился со скоростью катафалка, — тише едешь, дальше будешь. Медленно и печально выехали на набережную, миновали мрачное краснокирпичье «Крестов», и, пока тянулись через Неву, огибали медного коня и катились по ухабам Нарвской заставы, дождь кончился, будто отрезало. На мокрых тротуарах появились прохожие, застучали по асфальту женские каблучки, и в июльской ночи разнесся ликующий лай справивших нужду барбосов.
— Смотри-ка, приплыли уже. — Прокемаривший всю дорогу мужичок расплатился и вышел у ресторана «Нарва», а Сереге тут же улыбнулась удача в лице спешившей в Ломоносов влюбленной парочки. Обратный путь он проделал в обществе двух пьяных, но платежеспособных дам бальзаковского возраста, а когда выгрузил их в Лигово, метро уже закрылось и клиент пошел косяком. Правда, и желающих поправить бюджет путем извоза было хоть отбавляй, так что зевать не следовало.
К трем часам, почувствовав усталость, зверский голод и глубокое отвращение к презренному металлу, Прохоров с наслаждением отлил за киоском, потребил «Сникерс» и твердо решил завязывать, — плевать, всех денег не заработаешь. Нелегкая занесла его в район Сенной, и, выбравшись на Московский, он полетел в крайнем левом ряду, только изношенный задний мост загудел.
Вскоре оказалось, что не он один уважает быструю езду: не доезжая «Фрунзенской», в хвост ему пристроилась «девятка» с тонированными стеклами и принялась сигналить дальним светом, ежесекундно напоминая о своем присутствии пронзительным ревом музыкального клаксона — «Я кукарача, я ку-карача». Соседние полосы были свободны, движения практически никакого, и Серега сразу понял, что ребятки ищут на жопу большое дорожное приключение. Есть, однако, хотелось до тошноты, решив не связываться, а действовать по принципу «не трожь дерьмо», он уступил дорогу, перестроившись правее, — катитесь с песнями. Ничего подобного. «Девятка» на обгон не пошла, по-прежнему держась у Тормоза в кильватере, она пронзительно завывала:
«Я кукарача…». Понять ребяток было несложно — скучно, а так наедешь на лоха в колымаге с «черными» номерами, глядишь, настроение и поправится.
Если путь компромисса не дает результата, нужно вставать на тропу войны. «Ладно, суки». Зловеще ухмыльнувшись, Прохоров резко, чтобы у водителя «девятки» очко сыграло, дал по тормозам и тут же, уворачиваясь от удара, с полным газом ушел вправо. Преследователи, видимо перессавшись, увеличили дистанцию, но музыкальное сопровождение под ослепительный свет галогенок не отключили, и прохоровскому долготерпению пришел конец. Сбросив скорость, он приоткрыл дверь и мастерски, точно рассчитав направление воздушных потоков, зелено и обильно харкнул на лобовое стекло «девятки». Тут же ушел вправо, затормозил и, хрустнув суставами пальцев, принялся ждать.
— Я маму твою. — Из остановившейся «девятки» выскочил разгоряченный джигит и, потрясая массивным ломиком, называемым в определенных кругах Фомой Фомичом, с чисто восточным темпераментом устремился к «тройке». — Я жопу твою, я папу твою, я каждый пуговиц твою…
Не дослушав, Серега резко распахнул дверь, и ее острая кромка плотно впечаталась сыну гор между ног, отчего монолог прервался, а сам оратор, схватившись за мужскую гордость, скорчился в три погибели.
— Что, квадратные небось стали? — Окончательно рассвирепев, Прохоров выбрался из машины и сильным ударом колена превратил лицо врага в кровавое месиво. — Свободен, отдыхай.
Тем временем из «девятки» выскочили кунаки подраненного джигита, причем один с пятнадцатидюймовым клинком для выживания а-ля Джон Рембо, другой с цепью от мопеда «Верховина» с элегантным грузилом на конце. Тут же выяснилось, что работать в паре молодцы не умеют, и, без труда «вытянув их в линию», Прохоров от всей души въехал супостату с тесаком своим сорок пятым по печени. А обут он был, между прочим, в ботиночки «Милитари», с железными вставками и армированными острыми рантами. Джигит, екнув всеми внутренними органами, выронил кинжал и покорно залег давиться блевотиной, а Серега, не теряя темпа, взялся за его напарника.
На вид тот был красив и отважен, словно горный барс, только первое впечатление обманчиво. В мгновение ока «барс» забился на водительское кресло, задраился и приготовился благополучно отчалить, но не тут-то было. Легко запрыгнув на капот, Серега оглушительно вскрикнул и, вложившись всей массой, пнул ребром ступни лобовое стекло. Оно тут же превратилось в брызнувшую осколками пленку, армированный железом ботинок вдавил ее внутрь салона и с силой въехал лицу кавказской национальности в физиономию.
Финита ля комедия, инцидент был исчерпан, — выдав на прощание блевуну пинок по почкам, Серега направился к своей «трешке». Больше всего на свете ему хотелось сейчас жареных пельменей — с хрустящей корочкой, в сметане и кляксах расплавленного сыра, под томатный сок, чуть подсоленный, с мякотью… Однако полет гастрономических фантазий резко прервали.
Слева выросла громада «тойоты фо раннер», тонированное стекло ушло вниз, и мордастый, стриженый бык показал знаками, чтобы Прохоров припарковался:
— Тормози, с тобой будут говорить.
Джип сразу же принялся забирать вправо, как бы подталкивая «тройку» к тротуару, и ничего другого не оставалось, как подчиниться. «Нет, пожрать, видно, точно не придется». Вздохнув, Серега прикинул высоту поребрика, чтобы на крайняк рвануть через газон во двор, а тем временем бок о бок с ним остановился «шестисотый», и солидный лысый папа в галстуке «кис-кис» негромко выразил свое одобрение:
— Хорошо деретесь, молодой человек. Не лучше ли делать это за деньги?
Выглядел он крайне респектабельно: остатки благородной седины, холеная кожа, шикарный костюм, только вот взгляд был жесткий, как у голодного хорька.
— Подумать хотелось бы. — Выдавив улыбку, Прохоров разглядел в глубине салона совершенно
